— Отец, я все его отдавала молитвам и любви, — отвечала Луиза. — Я молила Бога за вас и любила Лоренцо.

— Так ты его любишь? — спросил Строцци, тяжко вздыхая.

— Страшно подумать, но, потеряй я Лоренцо, не знаю, удастся ли самому Господу Богу заменить его в моем сердце, — ответила его дочь.

— Но о вашей любви не знает никто, не правда ли? — нерешительно осведомился Строцци.

— Никто, отец.

— И где же ты видишься с ним? Как вы встречаетесь?

— До того момента как он сказал мне, что надобно уйти от тетушки, я встречалась с ним под ее кровом, но с тех пор мы видимся в домике на площади Санта-Кроче; он приходит туда то под одним обличьем, то под другим, но неизменно закрыв лицо маской. Каждый раз мы уславливаемся о новом сигнале для следующей встречи. Наверное, в его жизни существует какая-то великая тайна, но мне он ее не открывает. Он бывает то оживленным и торжествующим, то мрачным и удрученным; подчас он весел как ребенок, а порой плачет как женщина.

— А ты?

— Я? Я весела или грустна, смотря потому, грустен или весел он.

— А заводит ли он еще речь о вашей давно решенной свадьбе?

— О да! Очень часто, отец. При этом он загорается, начинает говорить о будущем, о могуществе, о короне, и я понимаю его тогда не больше, чем когда он отмалчивается: он такой скрытный, отец.

— Ах, дочь моя… дочь моя!

— Полно, отец, вовсе не Лоренцо вам надо бояться.

— Да, верно. Ты напомнила мне, что тебе грозит еще и другая опасность… Значит, ты нравишься этому негодяю-герцогу?

— Пока никто не заговаривал со мной об этом, но неоднократно — вот и сегодня утром опять — за мной следом увязывались какие-то личности в масках и с дрожью в сердце я чувствовала, что попала в беду.

— Он в неведении о том, где ты живешь?

— Ему это стало известно несколько часов назад.

— Милосердный Боже!

— Сначала я и сама страшно перепугалась, но потом Лоренцо сказал, что мне нечего бояться, и я успокоилась.

— Лоренцо! Так ты его видела?

— Утром, отец.

— А он сказал тебе, что мы с ним столкнулись вчера вечером?

— Сказал.

— Он сказал, что я предложил ему тебя в жены?

— Да, отец.

— И он сказал тебе, что ответил мне отказом?

— Он сказал мне все.

— Что же ты подумала?

— Я пожалела его, отец.

— Ты пожалела его?

— Да, поскольку догадываюсь, что он должен был пережить.

— Где же ты с ним встретилась?

— В его доме.

— Ты была у него на виа Ларга, в этом гнезде бесчестья и позора?

— Я подумала, что надо мной нависла опасность.

— И ты сама заговорила с ним обо мне?

— Нет, первым упомянул о вас он.

— Ему неизвестно, где я, правда?

— Простите меня, отец, но он знает.

— Кто же ему это сказал?

— Я.

— Несчастная, ты погубила меня и себя вместе со мной! — воскликнул Строцци.

— О отец, как можете вы даже помыслить?..

— Нет, как ты могла быть до такой степени слепой и легковерной? В этот час, Луиза, все уже известно герцогу Алессандро. В этот час я, ты сама, мои друзья — все мы у него в руках, и погубила нас твоя безрассудная любовь, твоя опрометчивая доверчивость! О несчастная, что же ты наделала! Да простит тебя Господь, как я прощаю…

И поднявшийся было на ноги Строцци опять бессильно упал на скамью, заломив руки.