В тот же миг монастырские ворота загудели под обрушившимися на них чьими-то сильными ударами.
— Ну вот и дождались, — сказал Строцци, указывая туда, откуда донесся шум.
— Что это? — едва дыша, спросила Луиза.
— Слышишь? А теперь, взгляни-ка и не верь глазам своим!
И подхватив дочь под руку, он увлек ее к оконцу кельи, из которого девушка разглядела за приоткрытыми воротами сверкающие на солнце кирасы.
— Сбиры!.. Солдаты!.. Герцог! — вскрикнула Луиза. — Отец, отец, убейте меня! Но, нет, этого не может быть! О! Вас выдали!
— Да, выдали, и, что всего ужасней, выдала моя родная дочь!
— О! Погодите, погодите, батюшка, прежде чем так нас клеймить.
Ожидание длилось недолго. На пороге кельи возник фра Леонардо.
— Готовы вы, брат, принять мученичество? — обратился он к Филиппо Строцци.
— Да, — холодно ответил старик.
— Это хорошо, — продолжал монах, — ибо идут ваши мучители.
По коридорам монастыря уже разносился голос герцога Алессандро, командовавшего:
— Останьтесь у этой двери и никого не впускайте. Вы двое — за мной!
И он сам появился в дверях в сопровождении Джакопо и Венгерца — двух сбиров, неизменных участников его тайных похождений.
— Ха-ха! — рассмеялся он. — Выходит, мне не солгали и волк угодил в капкан.
— Кто ты таков и что тебе здесь надобно? — воскликнул фра Леонардо, заступая герцогу дорогу и загораживая собой Строцци.
— Кто таков? — издевательски переспросил герцог. — Как видишь, преподобный отец, я благочестивый странник, обходящий дома Божьи, дабы воздать достойным либо покарать тех, кои в гордыне своей сочли себя выше воздаяний и кар. Что мне надобно?..
И он резко оттолкнул монаха.
— Надобно, чтоб ты посторонился: я хочу говорить с этим вот человеком.
Но фра Леонардо вновь своим телом заслонил Строцци, чтобы первым принять на себя герцогский гнев.
— Этот человек — Божий гость, — возразил он, — этот человек неприкосновенен, и до него доберутся только переступив через мой труп.
— Ну что ж, переступим, — взор герцога сверкнул молнией при этой угрозе. — Уж не возомнил ли ты, что тот, кто шагнул как на ступеньку, ведущую к трону, на труп целого города, остановится из страха наступить на тело какого-то жалкого монаха?
— Так что́, надо?.. — с готовностью выступил вперед Венгерец, поднеся руку к кинжалу.
— Нет, не надо, успеется еще — вечно ты спешишь!.. Ну, — повторил Алессандро, обращаясь к фра Леонардо, — дай дорогу твоему герцогу!
— Моему герцогу? — воскликнул доминиканец. — Не знаю такого. Мне известно, кто такой гонфалоньер, известно, кто такой приор, я готов повиноваться бальи; но я не признаю никакого герцога и не знаю никакого герцогства.
— Тогда, — сказал герцог Алессандро, скрипнув зубами от бешенства, — дай дорогу твоему господину!
— Мой господин — Бог! — с прежней решимостью ответил фра Леонардо. — У меня нет другого господина, кроме того, что на небесах, и меж тем, как голос внизу говорит мне: «Уйди!» — я слышу другой, свыше, и он велит мне: «Останься».
— И останешься! — многозначительно проговорил Венгерец.
Но герцог с силой топнул ногой и бросил на сбира взгляд, заставивший того отступить.
— Кому сказано ждать! — прикрикнул он. |