Погрузившись в прохладную воду, они вели разговор о надеждах, стремлениях, страхах, искусстве, новых идеях.
— Есть идея! — воскликнула Лука. Бутылки легко открывались о выложенный плитками край бассейна, а крышки медленно таяли в зеленоватой воде и укладывались невероятными созвездиями на темнеющем дне. — Дарю, можете ее скушать. В каждом произведении искусства содержится суть, визуальный элемент, который проникает сквозь шлюзы сознания и оказывает прямой психологический — или даже физиологический — эффект. Нечто, предшествующее осознанию, анализу, интерпретации, чувственному восприятию. Нечто, прямиком бьющее в глубинную, рептильную часть мозга и там взрывающееся. Как, скажем, некоторые сочетания цвета и формы, которые создают мощнейшее впечатление — даже чувство — страха и при этом не содержат ни единого образа, идентифицируемого как ужасный.
— Нечто вроде эмоциональной реакции? — отозвалась Бекка, покачиваясь на спине с бутылкой пива между грудями.
— Значительно сильнее, первичнее, примитивнее. Это доэмоциональная реакция, практически — химическая.
— Конечно, я всего-навсего дизайнер, но разве не ясно, что цель любого абстрактного искусства — стимулировать именно такой тип реакции? — вмешался Маркус.
— Чудно, но такой эффект возникает только от абстрактного искусства... — Это уже сказал Масахико, прижимая ко лбу бутылку пива, только что извлеченную из ванны. — Экстаз. В репрезентативном искусстве или дизайне сила самого образа затмевает этот... досознательный эффект.
Этан молча рассматривал флаги, полощущиеся на мачтах изящных белых крейсеров далеко в море, потом все-таки произнес:
— Не обязательно. Вовсе нет. Читал как-то в одной книжке... — Насмешливое хмыканье. Этан продолжает: — Говорю, я один раз читал книжку о типах шрифтов. Того самого дизайнера, очень известного, где-то в конце восьмидесятых — начале девяностых. Невил Броуди, что ли. Невил Броуди? — Пожимают плечами. — Вы просто варвары. Ну, хорошо. Я кое-что запомнил оттуда. Он там говорит, что тип шрифта может действовать «авторитарно», командовать. В то время я, конечно, подумал, что за дерьмо, как может вид букв на листке бумаги передавать приказ? Но он прав, ты говоришь сейчас то же самое. Настоящий сортир.
— Только попробуй повторить, Этан Ринг, и ты пойдешь на корм собакам.
— Значит, гарнитура, которой напечатано сообщение, может каким-то образом передавать подсознательный мета-текст? — спрашивает Масахико.
— Ну, я бы не стал это так называть, но... да.
— Ты имеешь в виду, будто, напечатав политический памфлет темным тяжелым сансерифом, ты заставишь читателя лучше его воспринимать, чем если бы он был набран курсивом или другим легким шрифтом? — предположила Бекка.
— Наоборот, — оживленно возразила Лука. — Можно напечатать Коран отвратительными литерами, придуманными в 1970-х, их лепили из женских лиц в стиле Art Nouveau. Вот вам и акт графического ниспровержения устоев.
— Возвращаясь к первоначальной идее Луки... — снова вмешался Этан Ринг, — существует ли... возможно ли сконструировать максимально авторитарный шрифт? Со встроенной в него подсознательной идеей такой мощности, что читающий станет повиноваться, что бы там ни оказалось написано.
— Слышать — значит повиноваться, — отозвался Маркус.
— Видеть — значит повиноваться, — поправила его Лука. — Ну-ка, заткнитесь, парни. Этан дело говорит. — А Этан в это время водил в воздухе пальцем, дирижируя невидимым хором муз, покусывая нижнюю губу и разглядывая нижний правый— угол небес, как делал всегда, когда в нем бурлила творческая энергия.
— Существуют ли практически целые семейства таких явлений? Вне нас, внутри, да где угодно. |