— Я ж говорю, цивилизация. А там все как под увеличительным стеклом. Потoм, здесь проблемы возникают от ощущения неограниченных возможностей. А на самом деле, наверное, от безграничных потребностей людей. Им все мало ведь кажется. Еще, еще давай! В деле тоже такие олухи встречаются. Только, что называется, с горяченького слез — и вперед! — давай еще! Увлеченность, как и страсти, только вредят.

Моя страсть к "темным личностям" распространялась не исключительно на них самих, но и на то, чем они заняты. Быть просто любовницей вора — это что-то пассивное. А вот принимать участие в деле… Есть, конечно, разница в "делах" — одно дело, ограбить тетку на улице или же в квартире. Другое — очистить казначейство, например. Или супермаркет, или ювелирный магазин… Там у дядек-хозяев тоже, конечно, есть свои тетки-жены, тетки-матери… Но все-таки это разница! Грабить банк или старушек! Даааа, а старушки деньги в банках хранят. Ой, черт, что за жизнь…

— Я как-то в Лос-Анджелесе еще Володьке все предлагала что-нибудь совместно совершить…

— Володька тоже недавно вышел. Не повезло… Я бы все на себя взял. Ты вообще была бы ни при чем. Только когда человек за решеткой — постучи по деревяшке! — надо работать. Все начинают паниковать. А надо не дергаться, а вытаскивать партнера. Адвокаты, передача денег, вообще передачи всякие…

Мы не встретились с Романом, чтобы обсудить возможное партнерство. Но как-то само собой разговор именно к этому пришел. И еще — видимо, обоим нам нужен партнер. Не только на дело, а вообще, по жизни. Жена его "больной человек", как грустно сказал Ромка, все "пронюхала" — в последний раз, когда он ее навещал, в комнате валялся матрас и стоял один стул. Дочка так и живет с ее матерью, и Ромка посылает ей деньги. Моя жизнь… "Ааа, ты никогда не будешь довольна!" — сказал как-то Алешка Дмитриевич в кабаре "У Распутина", где я уже даже не пою, а работаю. И это ужасно, это почти как наркотик затягивает. Тем, что гарантирует постоянную финансовую поддержку, создает иллюзию движения. На самом деле — это трясина. И личная моя жизнь тоже погрязла в воспоминаниях о лучшем.

— …только без закидонов. А то бабы начинают — не так ее… и пошло-поехало!

Я уже перебираю в уме, что возьму с собой! Ах, у меня нет приличного чемодана… придется какие-то вещи оставить у знакомых…

— На первое время я гарантирую что-то, в смысле денег. Потом — никаких гарантий быть не может. Зато может быть много-много денег. Или — решетка. Тоже может быть, — со смехом говорит Ромка.

Но вот эту сцену мой кинематограф никак не хочет воспроизводить. Он предпочитает показывать мне сцену в отеле, после. Когда мы визжим от удачно завершенного дела, пьем шампанское и Ромка осыпает меня купюрами.

Его комната в отеле на Фобург Сен-Антуан на восьмом этаже. Она малюсенькая, но с двумя окнами. Макушки деревьев шелестят листвой на уровне пятого этажа. Отель старый, и потолки здесь высоченные.

Мы слегка напились. Я лежу на постели в колготках. Роман суетится в поисках чего-нибудь, чем вытереть стол, — шампанское пеной выплеснулось из бутыли, неловко им открытой. На мою юбку и на стол. Жаль, что он завязал с кокаином…

Он раздевается и ложится рядом. У него хорошая, гладкая кожа. И по всему телу под ней перекатываются мышцы, мускулы, бицепсы. Их приятно касаться — они отвечают на каждое прикосновение легким напряжением. К сожалению, только они. Не та, что нужна нам. Роман говорит, что, видимо, это оттого, что он не нюхает больше. Еще через полчаса он говорит, что это точно из-за этого, что он уже пробовал и тоже не получалось.