— Да, настоящий как смерть.
— Великий Айлем! — взорвался Толтека. — Чего ты хочешь, а? Все, кто могут ходить — идут туда. У некоторых должна быть начинающаяся болезнь, или слабые сердце или артерии. Напряжение…
Ворон не обращал на него внимание.
— То, что происходит, это тайна, Эльфави? — спросил он. С лица ее исчезло напряжение. Вместо него проступило веселье.
— Нет, просто слова так бедны и неуклюжи. Как я говорила тебе той ночью в убежище.
Внутри него закипала злоба.
— Ну, слова могут описать по крайней мере несколько вещей. Скажи мне то, что можешь. Что вы там делаете со своими физическими телами? Что записала бы камера?
Кровь отхлынула от ее лица. Она стояла не шевелясь. Наконец, из обступившей ее тишины.
— Нет. Не могу.
— Или тебе нельзя? — Ворон схватил ее за голые плечи с такой силой, что пальцы его впились в них. Казалось, она этого не чувствовала.
— Ты не должна говорить о Бейле, или не хочешь, или не можешь? — рычал он. — Быстро, ну!
Толтека попробовал пошевельнуться, но у него словно сомкнуло суставы. Инстарцы, танцуя, проходили мимо, поглощенные своим весельем, они не обращали ни на кого внимания. Остальные намериканцы, казалось, были возмущены, но Уилденви небрежно вытащил пистолет и ухмыльнулся им в лицо. Эльфави задрожала.
— Я не могу сказать! — задыхаясь, произнесла она. Лицо Ворона застыло.
— Ты не знаешь, — сказал он. — Поэтому?
— Отпусти меня!
Он выпустил ее. Она споткнулась о куст. Какую-то минуту она пригнулась к земле, дыша с какими-то всхлипами, то входившими, то вырывавшимися из нее. Затем, мгновенно, словно опустился занавес, она снова впала в счастье. На ее щеках слезы еще играли на солнце, но она, несмотря на свои синяки, засмеялась, прыгнула вперед и поцеловала Ворона в застывшие губы.
— Тогда жди меня, лиафа!
Она вихрем развернулась и, прыгнув, скрылась в толпе. Ворон стоял не шелохнувшись, глядя им вслед по мере того, как они таяли на дороге. Толтека никогда бы не поверил, что человеческая плоть могла оставаться неподвижной так долго.
Наконец намериканец едко заметил.
— Ну, что, ты удовлетворен?
— Некоторым образом. — Ворон оставался неподвижным. Слова его не произвели никакого впечатления.
— Только не надо обольщаться, — сказал Толтека. — Она сейчас в ненормальном состоянии. Подождем, пока она вернется и снова станет самой собой, прежде чем обнадеживать себя.
— Что? — Ворон повернул голову, утомленно моргая. Казалось, он узнал Толтеку лишь через несколько секунд. — Ага. Но ты ошибаешься. Это вовсе не ненормальное состояние.
— А?
— На твоей планете тоже есть свои сезоны. Вы считаете весеннее возбуждение болезнью? Это неестественно — чувствовать оживление ясным осенним днем?
— На что ты намекаешь?
— Неважно.
Ворон поднял и опустил плечи, как старик.
— Пойдемте, господин Инженер. Мы вполне можем вернуться на корабль.
— Но — а-а! — Палец Толтеки уткнулся в лохланнца. — Ты хочешь сказать, что догадался…
— Да. Конечно, я могу ошибаться. Пойдем. — Ворон поднял Зио и стал деловито устраивать кота в своем рукаве.
— Что?
Ворон двинулся вперед.
Толтека схватил его за руку. Ворон резко развернулся. Какие-то мгновенья на лице лохланнца была такая ярость, что намериканец отступил. Ворон хлопнул рукой по кинжалу и шепотом сказал:
— Никогда больше так не делай. |