– А чего позже не зашел?

– А как ты думаешь? – горестно взглянул Алек. – Папаша устроил скандал. Он... – Голос его опять взлетел. – Он меня ударил! Вот! Видишь?

Алек повернулся, показывая лицо. На скуле слабо виднелась малиновая отметина. А вот глаза сильно покраснели. Плакал, догадался Дункан. Заметив его взгляд, Алек отвернулся и тихо, словно застыдившись, проговорил:

– Грубая скотина...

– Что ты сделал?

– Сказал, что не собираюсь идти и никто меня не заставит. Я бы вообще промолчал о повестке, да только почтальон раззвонил. Мать и схватила конверт. Говорю, письмо мне, я могу делать с ним, что захочу...

– А какое оно? Что в нем?

– Вот, смотри.

Алек расстегнул молнию блузы и достал темно-желтый конверт. Дункан присел рядом. Адресованное «А. Дж. С. Плейнеру», письмо извещало, что в соответствии с Законом о воинской повинности его получатель призывается на службу в Территориальную армию и через две недели ему надлежит прибыть в Королевский артиллерийский учебный полк, расквартированный в Шубери. В письме сообщалось, как добраться до места и что с собой иметь, а также прилагался почтовый перевод на четыре шиллинга – аванс солдатского жалованья. Пестревшие датами и номерами листки были вконец измяты, словно их скомкали, а потом опять разгладили.

Дункан испуганно смотрел на мятые бумаги.

– Чего ж ты наделал-то?

– А что, это так важно?

– Не знаю... Но тебя... могут за это привлечь.

– Привлечь? Ты прямо как моя мать! Неужели ты думаешь, я собираюсь идти? Я же сказал... – С гримасой отвращения Алек выдернул у Дункана бумаги, смял и швырнул их на пол; затем, словно подброшенный пружиной, опять схватил, расправил и порвал надвое, даже почтовый перевод. – Вот так! – Его била дрожь, лицо пылало.

– Круто! – Испуг Дункана сменился восхищением. – Во ты дал!

– Я же говорил!

– Ну ты псих!

– Лучше быть психом, чем подчиняться! – Алек тряхнул головой. – Это они психи. Сами всех превращают в идиотов, а им никто не перечит, будто так и надо. Словно это нормально, что тебе всучивают винтовку и делают из тебя солдата. – Он встал, нервно приглаживая и без того зализанные волосы. – Больше не могу терпеть. Я выхожу из игры.

– Что, подашься в отказники? – уставился Дункан.

Алек фыркнул.

– Вот еще! Это ничуть не лучше. Мяться перед чужаками и что-то им втолковывать? С какой стати? Кого это касается, если я не желаю воевать? – Он помолчал и добавил: – Все равно папаша меня убьет.

– А что тогда?

Покусывая пальцы, Алек в упор смотрел на Дункана.

– Не догадываешься? – В его голосе слышалась сдерживаемая радость, точно он, несмотря ни на что, был готов рассмеяться.

У Дункана сжалось сердце.

– Ты... ты задумал сбежать?

Алек не ответил.

– Как же так? Это нечестно. Так нельзя! У тебя же ничего нет. Нужны деньги, талоны, ведь надо же еду покупать. Куда ты поедешь? Ты что... ты в Ирландию собрался, да? – Прежде они говорили о побеге в Ирландию. Но собирались бежать вместе. – Они тебя и там найдут.

– Плевать я хотел на вонючую Ирландию! – Алек вдруг взъярился. – Мне все равно, что со мной будет. Я не собираюсь идти в армию, вот и все. Знаешь, что там с тобой делают? – Он скривил рот. – Всякие гадости! Ощупывают тебя, оглядывают – смотрят в задницу и между ног. Майкл Уоррен рассказывал: целая шеренга стариков осматривает тебя. Это мерзко! Старичье! Им-то хорошо. Нашим отцам все пофиг. Они свои жизни прожили и теперь хотят отнять наши. Сварганили одну войну, теперь затеяли другую. Им по барабану, что мы молодые.