– Говорю же, все нормально, чего ты?

Они подтащили ящик к фургону, навесили бирку и загрузили. Кей надежно закрепила его ремнем. Однажды с подобным грузом она ехала из морга на Биллингсгейтский рынок, куда свозили неопознанные трупы. Ящик не привязала, и, когда открыла дверцу фургона, к ее ногам выкатилась человеческая голова.

– Что за сволочная работа! – сказала Коул, когда они уселись в кабину.

На станцию вернулись в четверть пятого. Их смена закончилась – Микки, Бинки, Хьюз и все остальные уже ушли. Новый наряд не знал, куда они ездили, и подшучивал:

– Что такое, Лэнгриш? Мало тебе своей смены, решила и нашу прихватить? Хочешь остаться вместо меня? Что скажешь, Коул?

– Уж точно, мы б вдвоем лучше справились, чем вся ваша банда! – огрызнулась Кей.

Они с Коул пошли в умывальню. Не глядя друг на друга, стояли рядом и оттирали руки. Потом надели шинели и вместе пошли в сторону Вестминстера. Коул посмотрела на небо:

– Удачно, что дождь не заладил, правда?

У Сент-Джеймского парка они разошлись, и Кей зашагала быстрее. Ее квартира была к северу от Оксфорд-стрит – в конце Рэтбоун-Плейс, в доме, перестроенном под жилье из старых конюшен или конного двора. Она знала короткую дорогу через улочки Сохо – хороший путь, если не обращать внимания на ночную безлюдность и странный вид многих заколоченных домов, притихших ресторанов и магазинов. Сегодня здесь не было ни души, и только перед самым домом встретился караульный Генри Варни.

– Как дела, Генри? – тихо окликнула Кей.

Караульный поднял руку:

– Порядок, мисс Лэнгриш! Думал о вас, когда фриц жужжал над Пимлико. Подергал, а?

– Да, маленько. Здесь-то как?

– Все тихо.

– Что нам и нужно, верно? Спокойной ночи.

– Доброй ночи, мисс Лэнгриш. На всякий случай заткните уши.

– Непременно.

Все так же быстро Кей двинулась к Рэтбоун-Плейс и только перед входом на конный двор чуть замедлила шаги, ибо в ней жил тайный неотвязный страх: вот вернется и увидит, что дом разбомбили, он горит или лежит в руинах. Но все было спокойно. Ее квартира находилась в глухом конце двора, над гаражом возле амбара, к двери вела деревянная лестница. На площадке Кей приостановилась, сняла ботинки и шинель; большим ключом отомкнула дверь и тихо скользнула внутрь. Она прошла в гостиную и зажгла настольную лампу, затем на цыпочках подкралась к спальне и осторожно приоткрыла дверь. Свет лампы позволял разглядеть кровать и спящую фигуру – разбросанные руки, спутанные волосы, пятка, вылезшая из-под простыней.

Кей раскрыла дверь шире, подошла к кровати и села рядом на корточки. Хелен пошевелилась и открыла глаза; она еще не вполне проснулась, но вскинула руки и подставила лицо для поцелуя.

– Привет, – невнятно проговорила она.

– Привет, – шепнула Кей.

– Который час?

– Не знаю: ужасно поздно то ли ужасно рано. Ты все время была здесь? В убежище не ходила? – (Хелен помотала головой.) – Все-таки лучше ходить.

– Мне там не нравится. – Хелен коснулась лица Кей, проверяя, нет ли ссадин. – С тобой все хорошо?

– Да. Все прекрасно. Спи.

Глядя, как замирают веки Хелен, Кей отвела волосы с ее лба; в груди всколыхнулись чувства, которые на миг даже испугали своей неистовостью. Она вспомнила части маленьких тел, которые им с Коул пришлось собирать в саду на Сазерленд-стрит, и вдруг остро осознала всю чудовищность произошедшего: мягкая человеческая плоть, хрупкие косточки, тонкие шеи, запястья и пальчики... Какое-то чудо, что она вернулась из подобной мясорубки и видит нечто, столь живое, теплое, прекрасное и чистое.

Уверившись, что Хелен вновь нырнула в сон, Кей поднялась, укрыла ее плечи одеялом и еще раз легко поцеловала. Прошла в гостиную и так же осторожно прикрыла дверь.