Изменить размер шрифта - +
К своему глубочайшему удивлению Инга увидела между ними женское лицо!

Очень красивое, очень бледное лицо с тонким ровным носом и черными бровями вразлет. Капризно надутые губы. Ямочки на щеках.

Вместо волос змеи, с шипением открывающие пасти.

Вместо глаз ровное желтое сияние – как расплавленное золото в глазницах.

В золотых глазах не было зрачков. Но Инга чувствовала – они смотрят на нее.

То был очень недобрый взгляд.

– Кое в чем миф был неточен, – быстрым движением руки толстяк захлопнул крышку.

Инга успела увидеть оскал на бледном лице и яростный бросок змей.

Из черной коробки доносился глухой стук.

– Те, на кого смотрели эти глаза, превращались не в камень. Их кровь, кости, сухожилия, кожа становились золотом.

Он смотрел на коробку, в которой бушевала отрубленная голова.

– Не знаю, что чувствовали мои друзья, превращаясь в статуи. Но они кричали. А я сидел под столом, зажмурив глаза. Пока они не смолкли.

Он посмотрел на Ингу снизу вверх. Маленький смешной толстяк, с торчащей бородкой и плешью.

– Наконец, единственным звуком остался шум крыльев твари, искавшей меня. Меня

посетило озарение – она была слепа! Видеть ей помогали змеи, которые чувствовали

тепло. У меня было с собой крошечное зеркало из бритвенного набора. Глядя в него

на тварь, я достал бутылку с горючей смесью и кинул в нее. И выстрелил в бутылку, когда она была у нее над головой. Вот вам тепло!

– Должно быть, она обезумела от боли. И видеть тоже перестала. Я вылез из‑под стола, достал саблю и обрубил ей крылья. А потом отрубил голову. Без сожаления. Я знал, что убиваю чудо. Чудовище. Именно так и должны поступать люди.

Он постучал указательным пальцем по пяти буквам, оттиснутым на боку черного ящика.

– СМЕРЧ. Смерть Чудовищам. СЧ. Это наш девиз, Инга. Это мы и есть.

Наверное, целую минуту они смотрели друг другу в глаза. Наконец, толстяк сказал:

– Пойдемте, Инга, я показал вам все, что хотел. И увидел тоже. Удивительно, но люди, приславшие вас сюда, не ошиблись. Вы действительно феномен.

Он повернулся и быстро засеменил прочь по проходу между стеллажами, заставленными остатками уничтоженных чудес. Инга поспешила за ним.

– Вы о чем? Не понимаю.

– Поймете, – толстяк искоса глянул на нее. – Некоторые вещи вам знать пока рано.

Больше он с ней в этот день не разговаривал. Вместе они вышли из Кунсткамеры, из кабинета и спустились на несколько этажей вниз.

Толстяк привел Ингу в спортивный зал, застеленный тонкими черными матами. Махнул кому‑то рукой, похлопал ее по локтю и вышел.

По залу перетаптывались попарно юноши и девушки в узких белых халатах. Некоторые

были одеты в черные юбки и маски сеточкой. Эти каждую минуту громко кричали и со всей дури били друг друга деревянными палками. Те, в халатах делали вид, что у

них в руках палки и лупили воздух. Или просто боролись, с хаканьем падая на маты.

– А ты наша новенькая, да?

Перед ней стоял высокий, одного с ней роста парень в смешной черной юбке и сетчатой маске. В каждой руке у него было по палке с круглой рукоятью.

– Не вижу, с кем разговариваю, – угрюмо сказала Инга.

Парень хмыкнул, развязал ремешки на затылке и снял маску.

Лицом он был моложе своего голоса. Или так казалось из‑за гладко выбритых щек и макушки. Уши у него были заостренные и оттопыренные.

Такие же, как у Инги. Стесняясь их, она часто носила косынку.

– Ну, теперь видишь, – улыбнулся он уголком рта. – А я вижу, что тебя сам Ростоцкий привел. Такая ты важная птица.

– Ты сам птица. Цапля. Одни ноги торчат.

– Кто бы говорил, – он улыбнулся шире.

Быстрый переход