Изменить размер шрифта - +
Это было ему по душе. Он считал,  что
страх делает ее бледную кожу еще более бесцветной.
     -  Я  так  счастлив, что на твоей коже нет веснушек,  -  сказал  он
больше себе, чем ей. Крайне необычно, о да... Взгляни на меня, Ариель, и
прекрати эти глупости.
     Ей каким-то образом удалось скрыть свой ужас перед ним и посмотреть
прямо  на  него, сквозь него, что мгновенно вывело его из себя.  Но  она
уставилась  не  мигая, и в этом взгляде не отражалось ничего,  абсолютно
ничего:   ни   ненависти,   ни   страха,  лишь   что-то   вроде   слепой
настороженности.  Он предпочитал испуг, но понял, что  не  стоит  больше
бранить ее, поскольку был уверен: она поняла, кем стала для него  и  кем
останется, пока ему будет это угодно.
     -  Хорошо,  -  объявил он, улыбаясь ей. - Думаю, ты уже  достаточно
m`j`g`m` за свою маленькую шалость. Разрешаю тебе разговаривать со мной,
Ариель.  Я  желаю,  чтобы ты рассказала все, о  чем  говорила  со  своим
братом,  абсолютно все, иначе эта белоснежная кожа на  твоем  прелестном
задике станет сине-фиолетовой. Так, на этот раз я почти не тронул тебя -
полагаю, я престо в хорошем настроении сегодня. Ну же, Ариель,  я  желаю
услышать  правду,  всю,  до  конца, иначе  мне  может  прийти  в  голову
приказать  привести сюда эту твою старуху и дать ей отведать вкус  моего
ремня.
     Она  поверила  ему. Она так устала, устала до предела.  Лишь  боль,
пульсирующая  боль  в  спине  и  бедрах, покрытых  шрамами  и  синяками,
напоминала о том, что она еще жива. Единственное, что чувствовала в  эту
минуту Ариель, - она жива, по-прежнему дышит, слышит и видит. Сейчас она
хотела  лишь,  чтобы  к ней вернулась способность смеяться  -  искренне,
весело, заразительно.
     Она  сказала медленно, очень четко, так, чтобы он не смог  обвинить
ее а капризах и излишней угрюмости и не начал снова избивать:
     - Ты причинил мне ужасную боль. Я не смогла этого вынести.
     Ариель  сама  удивилась спокойствию собственного  голоса  и  словно
обрела  от этого новые силы, но прежде, чем смогла продолжить, он  резко
сказал:
     -  Чего же ты ожидала? Я научил тебя, как возбудить мужчину, но  ты
снова все испортила. Что же мне прикажешь делать - похвалить тебя за то,
что  оставила меня по-прежнему вялым и неудовлетворенным? - Ариель мудро
промолчала. - Говори же! - раздраженно воскликнул он.
     Она  искоса следила, как он отступает, и ощутила, что мышцы немного
расслабились. Ее мускулы уже свело от неудобного положения.  Он  отошел,
уселся  в  кресло  и  накрутил ремень на руку, словно дама,  сматывающая
клубок шерсти. Странно, зачем он хочет, чтобы она рассказала о разговоре
с  Эваном? Но Ариель тут же поняла, в чем дело, и снова пожалела, что не
может  смеяться,  смеяться  над собственной невероятной  наивностью.  Он
желал   злорадствовать,  глумиться,  бахвалиться  перед  ней;  заставить
понять, насколько он сильнее.
     Ариель  вынудила  себя продолжать, спокойно, бесстрастно,  мысленно
представляя  ту  сцену  в спальне, даже сейчас ощущая  тогдашнюю,  почти
забытую теперь, боль.
Быстрый переход