Вот тут-то все и случилось... Взрывная волна сбила меня с ног, или, может, это Шмидт бросил меня на землю? Когда я снова обрела способность дышать и соображать, он лежал, навалившись на меня сверху.

Чуть пошевелившись, я решила, что, кажется, все же жива. Хотелось бы иметь такую же уверенность насчет Шмидта. Пухлая розовая ручка, покоившаяся рядом с моим лицом, была неподвижной и безжизненной. Я попробовала выбраться из-под него. Люди вокруг кричали, и раздавались какие-то звуки, напоминавшие треск фейерверка.

Тяжесть на моей спине заворочалась. Я встала на четвереньки, потом на колени. Джон, склонившись над Шмидтом, тряс его. Голова Шмидта падала то вперед, то назад, потом он открыл глаза и издал вопль невыразимого страдания:

— Вики? Вики, wo bist du? Bist du verletzt? Ach, Gott...

— Хватит, Шмидт, — сказал Джон, отступая. — Кончайте вопить, она невредима.

— Говорите о себе. — Мои ноги и руки болели от ушибов, полученных при падении. Из небольшой ссадины сочилась кровь. — Что случилось?

Шмидт подполз ко мне и обнял меня.

— Это была бомба, Вики. Террористы взорвали бомбу и подняли стрельбу. Слава Богу, вы не ранены!

Поверх его плеча я видела еще не рассеявшееся после взрыва облако пыли. Повсюду на земле лежали люди, но, похоже, никто серьезно не пострадал, потому что все шевелились и сыпали проклятиями. Все, кроме одного. Кровавое месиво, образовавшееся на месте, где прежде было лицо, обрамляли торчащие клочья волос.

— Давай убираться отсюда!

— Разве мы не подождем, пока приедет полиция? — проквакала я сдавленным голосом, сдерживая тошноту.

Джон не потрудился ответить. Волоча за собой спотыкающуюся жену, он уже удалялся, как всегда, возглавляя побег. Шмидт дернул меня:

— Он прав, стрельба может возобновиться. Пошли, здесь мы уже ничем не поможем.

Кажется, с этим были согласны все. Крича и толкаясь, люди хлынули к выходу. Истинное количество их ошеломило даже стражей, которые, впрочем, выглядели не менее потрясенными, чем посетители. Они беспорядочно размахивали винтовками, а один палил в воздух — надеюсь, что в воздух. Если они хотели остановить паническое бегство, то нисколько в этом не преуспели; услышав выстрелы, люди обезумели еще больше. Толпа вырвалась на автостоянку, нас вынесло вместе с ней.

Джон материализовался из пустоты, схватил Шмидта за воротник и закричал:

— Сюда!

Эд стоял возле машины. Увидев нас, он открыл заднюю дверцу и энергично замахал большим, тяжелым, смертоносным предметом, который держал в правой руке:

— В машину! Поехали!

Джон, все еще держа Шмидта за воротник, приподнял его над землей и буквально вбросил в машину, затем пинками погнал туда же меня, наступая на пятки. Запихнув вышеозначенные пятки вместе с ногами, которым они принадлежали, в салон автомобиля, он прыгнул туда сам. Дверца с треском захлопнулась, и машина рванула с места.

В конце концов мы кое-как разобрались с нашими руками и ногами. Эд сидел впереди, рядом с шофером. Пистолета больше видно не было. Мэри скорчилась в уголке; глаза ее были широко открыты, но взгляд оставался неподвижным, словно остекленевшим. Ее прелестное платье измялось и покрылось пылью. Пристроившись на откидном сиденье напротив нас, Джон пальцами расчесал взъерошенную шевелюру. На нем не было ни царапинки, так же, впрочем, как и на Шмидте, благоразумно сумевшем упасть на меня. Я же испачкала кровью всю дорогую бархатную обивку автомобиля Лэрри.

Я ожидала, что последует визит, если не реприманд, со стороны полиции. Но мне следовало бы догадаться, что по отношению к такой персоне, как Лэрри, подобная вульгарность здесь недопустима.