Изменить размер шрифта - +
Навстречу ринулась высокая трава. Ручка управления дошла до упора, самолет занял трехточечное положение и мягко коснулся земли. Скорость уменьшалась, но быстрее ее уменьшалось расстояние до обрыва. Акимов почувствовал, что спина и грудь его покрылись потом. Он стиснул зубы и стал быстро толкать то одну, то вторую педаль, пытаясь рулем поворота погасить скорость, и подействовало — скорость заметно упала. А когда до обрыва осталось метров десять, Акимов резко послал до упора левую педаль и прижал ее. Правое крыло, опережая левое, метнулось над обрывом...

Стало тихо. Слышно было, как трещали в траве кузнечики, звенели в вышине жаворонки, Акимов облегченно [180] вздохнул и откинулся на спинку сиденья. Он глядел на голубое чистое небо, ни о чем не думая, ничего не замечая. Напряжение сменилось усталостью. Не хотелось отнимать голову от прохладного дерматина спинки сиденья.

Полузабытье нарушил приближающийся рокот мотора. Акимов повернул голову. К месту его посадки шел самолет. Снизившись, он пролетел метрах в двадцати от Акимова. По номеру самолета курсант узнал капитана Алешина, инструктора второй группы. «Сейчас доложит Чекунову, — подумал он. — А все же, что случилось с мотором?»

Акимов решил выяснить причину до приезда инструктора. Он отстегнул привязные ремни, лямки парашюта, снял шлем и, положив его на сиденье, собрался выйти из кабины. Внезапно взгляд его упал на топливный кран. Зеленый рычаг был в верхнем положении. В груди курсанта похолодело. «Так вот в чем причина! После запуска мотора забыл переключить кран с верхнего бачка на основные... выработал горючее».

Акимов в оцепенении смотрел на кран. Теперь стало ясно, о чем пытался напомнить инструктор, когда разрешал выруливание. Перед глазами появилось суровое, с ястребиным носом лицо капитана Чекунова. «Вот и отлетался, — на глаза Акимова навернулись слезы. — Что теперь делать? Что делать? — Он кусал губы. А что если... Ведь стоит только опустить кран вниз и все останется тайной. Пусть ищут в моторе». От этой мысли ему сделалось жарко... Акимов не смог сидеть больше в кабине.

Газик свернул с дороги и, не сбавляя скорости, помчался к самолету. Метрах в десяти шофер затормозил. Чекунов на ходу выпрыгнул из машины и широким шагом пошел навстречу Акимову. Курсант, не дойдя до него, остановился, вытянул руки по швам.

— Товарищ капитан, — голос Акимова дрожал, — произвел вынужденную посадку из-за... забыл переключить кран топлива, — он виновато опустил голову, готовый услышать самый суровый приговор.

Чекунов резко повернулся и, не говоря ни слова, быстро прошел к самолету. Одним рывком взобрался на плоскость, несколько секунд молча смотрел в кабину, потом, спускаясь на землю, мельком взглянул на Акимова. Этого было достаточно, чтобы увидеть полные негодования глаза капитана. Он обошел вокруг самолета и стал осматривать площадку. Над обрывом остановился, задумался, будто [181] подсчитывая сколько сантиметров отделяло Акимова от гибели. Потом поднял голову, посмотрел еще раз вдоль площадки, откуда самолет начал пробег, и повернулся к курсанту.

— В следующий раз придется с тобой сажать попугая, может, вдвоем не будете забывать. А с посадкой ты справился мастерски, — сказал он сухо, но в голосе уже не было прежней суровости.

Командирская наука

Лейтенант Анатолий Супрун тяжелыми шагами мерил самолетную стоянку, изредка бросая тоскливый и завистливый взгляд в небо, где, как молнии, проносились серебристые «миги», оставляя на голубой глади легкие белопенные полосы. Полк проверяла летная комиссия из вышестоящего штаба. А его, лейтенанта Супруна, в полеты не включили. Получается так, будто он, лейтенант Супрун, летает хуже других. Но ведь прошло уже больше года, как он прибыл из училища, недавно сдал зачеты на класс. И как сдал, на пятерку! Проверял сам генерал. Да и в училище одним из первых вылетел самостоятельно на учебном самолете, в числе первых приступил к полетам на боевом.

Быстрый переход