Палубный прищурился так, что орбиты совсем утонули в складках наплывшего на них жира, и вновь размахнулся. На сей раз удар пришелся по затылку и шее Конана. Толстый бич сыромятной кожи оставил настоящую рану; варвар почувствовал, как по плечу побежала струйка крови.

— Опусти, опусти глаза, иначе он забьет тебя до смерти! — испуганно прошептал бешеному синеглазому соседу Хашдад. — Позавчера лишь моего напарника запорол…

Это подействовало. И, хотя кровь киммерийца кипела от бешенства, он заставил себя опустить взгляд. Ярость требовала выхода, и он налег на весло.

— Смотри-ка, а он понятливый, этот киммерийский выродок, — глумливо заметил палубный. — Следите за ним в оба, ребята, — предупредил он надсмотрщиков, а затем прибавил несколько слов на неизвестном Конану языке.

— Удачно отделался, — шепотом бросил киммерийцу Хашдад, улучив момент, когда палубный оказался в дальнем от них конце гребного помещения. — Он и в самом деле забил бы тебя. Ты ловок и силен, быть может, ты бы даже смог поймать его хлыст — но, пока ты прикован, ничего не сделаешь. Наверху полно лучников.

— Спасибо, я учту, — сквозь зубы бросил варвар. Плечо все еще кровило.

Некоторое время спустя палубный придрался еще к одному рабу, и тому уже не помогли даже мольбы о пощаде. Свист бича сменялся стонами; затем стоны прекратились и слышны были лишь мокрые удары кожаного кнута о плоть.

Хашдад скорбно потупился и шепотом пробормотал что-то вроде отходной молитвы.

— Ну вот, еще один. Плохо день начинается, брат, плохо… Что-то будет к вечеру!..

Конан не ответил. Киммерийцу довелось немало убивать в своей жизни, и он привык относиться к смерти с фатализмом истинного варвара. Однако зачастую разумный человек может извлечь некоторую выгоду из смерти другого человека, даже если не получит от этого ни гроша…

Киммериец увидел, как двое надсмотрщиков получили от палубного какой-то ключ, который толстяк носил на поясе, и отперли этим ключом замок, что запирал цепь запоротого гребца. Тело без всяких церемоний подтащили к ведущей вверх лестнице, и спустя несколько мгновений Конан услыхал негромкий всплеск. Хашдад вздохнул.

«Ты заплатишь мне еще и за это, — зло подумал молодой киммериец. — И ты, и твои дружки с верхней палубы. И это развлечение обойдется вам очень дорого!»

* * *

Первый день Конана на галере остался позади. Глаза киммерийца горели мрачным огнем — пока еще он смирял свои страсти, втолковывая себе, что, бушуя и бунтуя зря, он просто расстанется с жизнью под свист сыромятного бича, однако сохранять спокойствие становилось все труднее и труднее.

Это была галера смерти. Здесь не заботились о гребцах, здесь их доводили до полного изнеможения и сбрасывали за борт еще живыми, на поживу сопровождавшим судно акулам. Кормили мало и плохо. Вдоволь было только воды. Конан сам ходил на галерах, сам не раз садился к веслу, когда заставляла нужда, и знал, что гребцу без смены никак нельзя. Невозможно грести, выкладываясь в полную силу, от восхода до заката солнца. На всех гребных судах, которые ему довелось видеть, всегда имелось три, а то и четыре полных смены гребцов — особенно, если это были не рабы, а вольнонаемные. Здесь же, на галере Братьев Ночи, смен было только две: дневная и ночная.

Люди на гребной палубе умирали во множестве. Кто не выдерживал адского труда, кого забивал сам палубный. Вместо умерших всегда появлялись новые — их покупали в портах, где останавливалась галера.