Они играли не только декоративную роль, но и источали восхитительный аромат в соответствии с тем, что было на них изображено. Были в комнатах и шлемы мыслепередачи, связанные с главными мозговыми центрами. У шлемов были ответвления для вызова Слуг, Писцов, Указателей или Музыкантов.

Конечно же, человеку моего союза и в голову бы не пришло пользоваться услугами этих людей из боязни навлечь на себя их гнев. Да и в любом случае у меня не было в них нужды.

Я не спрашивал Эвлюэллу о том, что произошло в паланкине, чем мы заслужили такую щедрость. Я легко мог себе представить это, то же самое мог сделать и Гормон, чья плохо скрываемая ярость порождалась противозаконной любовью к моей тонкой, хрупкой, маленькой Эвлюэлле.

Мы вошли. Я поставил тележку у окна, прикрыл ее шторой и оставил в готовности для следующего наблюдения. Я смывал с тела въевшуюся грязь, и спрятанные в стенах устройства пели мне о мире и покое. Позднее я поел.

Потом ко мне пришла Эвлюэлла, посвежевшая и расслабленная. Она сидела рядом со мной, и мы говорили о том, что с нами было раньше.

Шли часы, а Гормона все не было. Я подумал, что он ушел из приюта, атмосфера которого была ему слишком непривычна, и нашел друзей среди подобных себе несоюзных. Но когда в сумерках мы с Эвлюэллой вышли на монастырский двор и подошли к парапету, чтобы поглядеть на появляющиеся в небе Роума звезды, Гормон был уже там, а с ним долговязый сухопарый человек в шали Летописца. Они тихо беседовали.

Гормон кивнул мне и сказал:

– Наблюдатель, это мой новый друг.

Долговязый коснулся своей шали.

– Я Летописец Бэзил, – произнес он голосом, тонким, словно фреска, осыпающаяся со стены. – Я прибыл из Перриша, чтобы окунуться в тайны Роума. Я пробуду здесь очень долго.

– Этому Летописцу есть что рассказать, – вмешался Гормон. – Он очень известен в своем союзе. Как раз когда вы подошли, он рассказывал мне о технике, которая открывает нам прошлое. Они прорыли траншею, сняли слой Третьего Цикла, понимаете, и с помощью вакуумного сепаратора поднимают молекулы, лежащие в нижних слоях.

– Мы нашли, – сказал Бэзил, – катакомбы императорского Роума и гальку Времени Разбега, и книги, написанные на листах белого металла, восходящие ко Второму циклу. Все это направляется в Перриш для изучения, классификации и разбора, а затем возвращается обратно. Тебя интересует прошлое, Наблюдатель?

– В некоторой степени, – я улыбнулся. – А вот этот Измененный интересуется им гораздо больше. Иногда я сомневаюсь в его принадлежности к несоюзным. Не видите ли вы Летописца под этой маской?

Бэзил оглядел Гормона, задержав взгляд на его необычном лице и ширококостной фигуре.

– Это не Летописец, – сказал он наконец. – Но я согласен, что стариной он интересуется, и очень. Он задал мне несколько очень непростых вопросов.

– Например?

– Он желает знать о происхождении союзов. Он интересовался именем генетика, создавшего первого Летателя. Он хочет услышать, почему появились Измененные и действительно ли на них лежит проклятие Воли.

– И у вас есть на них ответы?

– На некоторые, – ответил Бэзил. – На некоторые.

– Происхождение союзов?

– Чтобы дать устойчивость и осмысленность обществу, которое допускает зло и насилие, – сказал Летописец.