У них родилось двенадцать детей, унаследовавших от отца смуглый цвет кожи, а от матери — металлически-светлые волосы, и все они — несмотря на свою непохожесть — отличались спокойной уверенностью в себе, которая, казалось, скрывает множество обещаний.

Георг ван Остен в первую треть столетия расширил и укрепил предприятие, по всему миру плавали суда компании, носившие имена членов семьи, — целый флот, несущий вместе с флагом Даннеброг весть о том, что семья Ван Остен в Копенгагене нашла источник жизни и богатства.

В Королевском театре Маргрете ван Остен — родив и воспитав при этом двенадцать детей — сделала блестящую карьеру. Она обладала доселе незнакомым этому театру умением говорить «нет», и, не допустив ни одной оплошности, никогда не заискивая, не стремясь ни к чему другому, кроме постижения сути своих ролей, она, двигаясь по млечному пути светлых женских образов, достигла того положения, когда вся нация обожала её, при том что она никогда никого об этой любви не просила. Когда после празднования тридцатипятилетия работы в театре она, ко всеобщему удивлению и печали, ушла со сцены, директор Королевского театра сказал в своём выступлении после её прощального представления, что театр во времена Маргрете ван Остен мог бы отказаться от всех расходов на декорации, «потому что фру Ван Остен может, — сказал он, — без всяких вспомогательных средств, кроме нескольких софитов, чтобы нам её было видно, перенести нас в какое угодно место и в какое угодно время», — и это была скорее констатация факта, чем комплимент.

Непосредственно перед тем, как Маргрете покинула сцену, театр предоставил ей в знак признания её заслуг дом на площади Конгенс Нюторв — четырёхэтажный дворец прямо напротив самого театра. К этому времени супружеская чета была окончательно канонизирована.

Интерес датской общественности к Ван Остенам на самом деле объяснялся вовсе не теми чудесами, которые актриса совершала на сцене, а предприниматель — на семи морях, и даже не их двенадцатью детьми. Людей занимало не превращение воды в вино, а сила, творящая эти чудеса. В действительности загадочным, поразительным и исключительным в Георге и Маргрете было то, что они — и все это видели — продолжали любить друг друга и брак их был счастливым. В мире, который изголодался и исплакался в надежде увидеть прочные чувства, их любовь была словно нескончаемый радостный смех, к которому мир прислушивался сперва недоверчиво, потом нерешительно и, наконец, преисполнившись собственных надежд.

Их подвергли испытанию. В качестве друзей королевского дома Кристиан X приглашал их на приёмы во время государственных визитов, а затем и в путешествия за границу, они сопровождали короля во время поездки в северный Шлезвиг по случаю воссоединения и X. Н. Андерсена — на мирную конференцию в Париж, и в речах на официальных мероприятиях их представляли как выдающихся деятелей датского бизнеса и датской культуры. Но весь мир и они сами знали, что роль их не ограничивается этим, что они приносят с собой — сначала в королевский дом, а затем в другие страны — нечто более высокое, чем богатство и культуру. В первую очередь они несут с собой любовь, мечту современного мира о счастливом браке.

Сначала на протяжении нескольких лет всем казалось, что они просто люди, общественность неусыпно следила за ними в ожидании ошибки, падения и, как следствие этого, — забвения, но за это время с именем Маргрете не оказалось связано ни единого скандала, а история судоходной компании была историей движения вперёд без каких-либо оплошностей, и где бы они ни появлялись, все сразу же чувствовали их счастье и взаимное уважение. Тогда пресса объявила Ван Остенов заповедной областью — как если бы преступник-извращенец вдруг остановился перед божественно красивым ребёнком, отказавшись от задуманного, — и тут началось их восхваление.