Старик сказал что-то неслышное Ваймсу. Совка слетела со своего насеста и приземлилась на анк, прикрепленный к верхушке щита. Два бегемота выбрались из пруда и, прошлепав к щиту, замерли по обе стороны от него.
Старик установил перед сценой мольберт, водрузил на него холст, взял паллет, кисть и крикнул:
— Оп-ля!
Бегемоты поднялись на задние ноги — складывалось четкое ощущение, что их мучает артрит. Сова расправила крылья.
— О боги, — пробормотал Ваймс. — А я думал, это все выдумки…
— Выдумки, сэр? Вы упомянули про выдумки? — раздался чей-то голос. — Клянусь богами, у нас очень скоро возникли бы большие проблемы, если бы мы что-то выдумывали.
Ваймс повернулся. Позади него стоял невысокий старичок, счастливо моргая сквозь толстые стекла очков. Из-под мышки у старичка торчали несколько свитков.
— Прошу прощения, не смог встретить вас у дверей, но в настоящий момент мы очень заняты, — сказал он, протягивая свободную руку. — Я — Круассан Руж.
— Как-как? — переспросил Ваймс в замешательстве. — Круассан — это же такая булочка?
— Нет-нет. Что вы. На нашем языке это означает Алый Полумесяц. Видите ли, это мой титул. Очень древний титул. Я — геральдист. А вы, наверное, будете сэром Сэмюелем Ваймсом, не так ли?
— Именно.
Алый Полумесяц заглянул в свиток.
— Ну-с… Итак… Как вам нравится хорек? — осведомился он.
— Хорек? Это такой грызун?
— Видите ли, у нас живут несколько хорьков. Знаю, знаю, строго говоря, это не геральдическое животное, но у нас тут есть парочка хорьков, и мы же не можем просто так содержать животных, и придется, наверное, их отпустить — если только кто-нибудь не согласится принять бедняжек в качестве герба. М-да, Пардесс Шатен очень расстроится. А расстроившись, он запирается в своем сарайчике и подолгу оттуда не выходит…
— Шатен… вы про того старика? — уточнил Ваймс. — Но он же…
— На нашем языке это означает Коричневый Плащ.
— Да, спасибо, понятно. Однако я… в общем… зачем ему… ну, я думал, вы… герб — это же просто соединение картинок. Неужели обязательно рисовать все с натуры?
Алый Полумесяц был явно шокирован.
— Ну, если вы хотите, мы, конечно, можем вам СОСТРЯПАТЬ герб. Тяп-ляп — и готово, — слегка обиженно проговорил он. — Только не обижайтесь, если потом над вами будут смеяться. То есть хорьки никак не подходят?
— Лично мне все равно, — признался Ваймс. — Но хорьки — это несколько… Гм, моя супруга предпочла бы дракона…
— Этого не будет. И, быть может, к счастью, — раздался голос из темноты.
Подобные голоса чужды свету. Он звучал сухо, как… как пыль. Как если бы исходил изо рта, который никогда не знал радостей слюны. Он звучал мертво.
И не только звучал.
Воры, пытавшиеся ограбить пекарню, прикидывали свои шансы.
— Моя рука на арбалете, — сообщил самый рисковый из трех.
— Правда? А мое сердце в пятках, — откликнулся самый трезвомыслящий.
— О-о-о, — простонал третий. — А мое сердечко вот-вот остановится…
— Я не о том. Ну, то есть… у него даже меча нет. Я беру на себя волка, а вы двое разбираетесь с этим парнем. Легче легкого.
Вор, обладающий более трезвым мышлением, чем его сотоварищи, окинул взглядом капитана Моркоу. Его надраенную до блеска мощную кольчугу. Его мощные руки. Его очень мощные ноги. |