«Поболтать» не получилось: говорил один Дмитрий. О том, как он устал вкалывать, чтобы содержать этот чертов дом и обеспечивать жене тот уровень жизни, к которому она привыкла. О том, как достали капризы молодой супруги. О том, что его самая большая мечта – спокойно смотреть футбол вечерами, попивая пивко, а не мчаться в очередной ночной клуб, напялив престижную и нелепую шмотку, или просаживать в казино суммы, за которые в наше время и убить могут. О том, как ему «в лом» ревновать молоденькую супругу к богатеньким сынкам, ее ровесникам, не обремененным пивными животами и производственными проблемами. О том, как он терпеть не может ни теннис, ни верховую езду, однако приходится для приличия сопровождать жену и на корт, и в манеж, притворяясь спортивным и веселым. О том, что в сущности, кроме домашних дел ему с Анжелой говорить не о чем. Что, наконец, ему всегда нравились простые работящие женщины с серьезными фиалковыми глазами…

– Я не «простая работящая», у меня, между прочим, два высших образования, не считая аспирантуры! – возмутилась Вера, но поняла, что сейчас это не имеет никакого значения.

Дмитрий что то набрал в поисковике компьютера «Шопен», ткнул в первую же подвернувшееся название и распахнул окно. Повеяло осенним холодком. Вере вдруг захотелось, чтобы он обнял ее. Давно она не испытывала такого волнения. Дмитрий с неожиданной робостью приблизился к ней и поцеловал. Над Прелестным, растворяясь в шепотах и шорохах ночи, разливался ноктюрн Шопена, появившийся на свет задолго до плееров, мобильников, компьютеров и замков с нелепыми башнями.