— Я тут ни при чем. — Не глядя на мать, Элисон вынимала продукты из сумки.
— Конечно, при чем! Он ведь был твоим отчимом какое-то время.
Элисон развернулась к ней:
— Никогда он не был моим отчимом. Никоим образом, ясно? Он был парнем, с которым ты… временно сожительствовала, ради которого переехала в другой город, а когда возникли трудности, он тебя бросил.
— До чего же ты несправедлива! — В голосе Вэл уже слышались слезы.
— Ты что, забыла, мам? Когда меня прооперировали, как он себя повел?
Вэл бросила на дочь гневный взгляд и всхлипнула:
— Значит, я больше не могу рассчитывать на твою поддержку, да? Пусть не всегда, но хотя бы изредка, и то на хрен не могу. — Схватив бутылку с кухонного стола и бокал с полки, она рванула в гостиную.
Элисон постояла неподвижно, удивляясь тому, как мало нужно, чтобы разгорелась ссора. Затем тряхнула головой и продолжила опустошать сумку. Она услышала, как в соседней комнате включили телевизор: региональные новости, телевикторина, комедийный сериал — мать переключала каналы. Она представила, как Вэл яростно откручивает пробку на бутылке, наполняет бокал на три четверти и пьет вино будто лимонад — иначе она теперь и не пила. Три-четыре больших глотка, один за другим, не отрывая губ от кромки бокала.
Поразмыслив недолго, Элисон решила, что мириться — как повелось, ее забота. Вэл научилась дуться без устали, а Элисон не хотелось провести вечер в молчании. Она встала в дверях гостиной:
— Мам, прости.
— Все нормально. — Вэл не обернулась и не убавила звук.
— Ты меня слышала? Я сказала «прости».
Вэл дернула головой в ее сторону:
— Да. Слышала. Хорошо. Извинения приняты. Но было бы еще лучше, если бы ты, прежде чем обижать меня, трижды подумала, стоит ли это делать.
Это было чудовищно несправедливо, но Элисон смолчала: длить перепалку не имело ни малейшего смысла.
— Я послушала твою песню, — сменила она тему.
Фраза произвела мгновенный эффект. Вэл приглушила телевизор и повернулась к дочери с заискивающей улыбкой:
— Да? И как тебе?
Ответ дался Элисон легко. Как бы ни бесило ее поведение матери, музыку, что та сочиняла, Элисон любила всегда и слушала постоянно, ни разу не усомнившись в том, что придет день — и везение пополам с настойчивостью вернут Вэл в поле зрения публики и ее песня снова станет хитом. А новая песня, которую Элисон включала на протяжении дня, была определенно одной из лучших.
— Очень хорошо, — сказала она. — Прекрасно на самом деле.
— Правда? Ты ведь не просто так говоришь? Не для того, чтобы отвязаться?
— Нет, мама, не просто так. Песня — супер. Ты и сама знаешь.
— Присядь. — Вэл похлопала ладонью по дивану и, когда Элисон уселась рядом с ней, порывисто обняла дочь: — А что ты думаешь об аранжировке?
— Вполне приличная. То есть… э-э… почти в норме.
— Ну, это максимум, что я могу сделать в домашних условиях. Значит, по-твоему, эту песню можно давать слушать?
— Не знаю, мам. Я же не в музыкальном бизнесе.
— Арендовать бы студию… Часа на три или на четыре, когда у них простои, я бы тогда смогла записать вокал как надо.
— Еще бы. Отличная идея… если ты можешь себе это позволить.
— И отправила бы запись Черил.
Элисон кивнула. Она никогда не знала, как реагировать, когда мать упоминала своего так называемого агента, что уже лет десять не перезванивала Вэл и не отвечала на сообщения. |