Да что вообще может пойти с его планом не так?

* * *

Очнулся Феденька отнюдь не там, где планировал засыпать, а лицо прекрасной Изабеллы в паре сантиметров от его собственного лица, — только протянись чуть и поцелуешь ее, — вовсе было диво как хорошеньким. Проблема была в том, что Изабелла, какую он уже мысленно нарядил в кружевное белье или даже костюмчик французской горничной из секс-шопа, смотрела на него хуже, чем Ленин на буржуазию, хуже, чем техподдержка на пользователя, хуже, чем олдовый геймер на дотера! А еще она очень громко орала и материлась на всеобщем языке и с густым добавлением испанского мата описывала все то, что она сделает с «пиздоглазым хуевысранным обмудком-извращенцем» за то, что он попробовал с ней сотворить. И, стоит сказать, от предварения слов в реальность удерживало ее отнюдь не человеколюбие, а глава боевиков Убежища, который Патрик, а также сам Бальтазарыч, без труда удерживающий бьющуюся в бешенстве и оттого забывшую даже про классовые навыки Изабеллу одной рукой.

От усталого осуждающего взгляда главы Убежища у Феденьки очко сжалось до размеров булавки, грозя сформировать гравитационную сингулярность, а штаны сухими удержало только то, что он на ночь предпочитал не пить даже водички. Потому что Изабелла, конечно, пугала, но от Бальтазарыча веяло какой-то совершенно лютой, хтонической жутью, будто смотрит из его глаз нечто очень-очень старое, бесконечно равнодушное и древнее, как само, сука, время! А еще, в отличие от пышущей эмоциями Изабеллы, он совершенно не читался в эмотивном плане — словно в глухую стену упираешься, отлитую из чистой стали и, если чуть попробовать надавить, то понимаешь, что сталь-то раскаленная и вся в шипах, словно портупея гачимучи. Короче, не нужно осознавать бином Ньютона, чтобы понять — сейчас ему будет очень вероятный и скорый пиздец.

«Так, ты проебался, Феденька, это и так понятно, но сейчас, я тебя умоляю, дружище, напизди что-то максимально убедительное и раскаивающееся, иначе все, добегался». — Промелькнувшая в голове мысль, понимание глубины той жопы, в какой он оказался, а также осознание того, что он еще зачем-то живой и просто так убивать владельца его класса просто расточительно, заставило Феденьку собрать яйца в кулак, пока их не сжал совсем чужой кулачище. Раскрыв уста, преисполнившись медитативного покоя, а также осознания важности момента, исключительный Любовный Маг презрел собственную мимолетную слабость и уравновешено произнес:

— Я-а-а-а-а больше-е-е-е-е ни-и-и-и-и бу-у-у-у-у-у-ду-у-у!!! — Ну, ладно, получилось совсем не уравновешено, да и слабость свою он произнес не до конца, но, учитывая обстановку и то, насколько Бальтазарыч страшный, это был не самый худший результат, он же хотя бы заговорить сумел, а после еще и членораздельно заговорить. — Только не убивайте, я отработаю, я все отработаю! А, ну не надо, давайте будем разумными людьм-и-и-и-и-и!!!

— А больше и не надо, вот совсем не надо. Как не надо и о человечности мне говорить, не тебе уж точно. — От спокойного тона и чуть грустной улыбки Легендарного Варлорда сухость штанов Феденьки опять оказалась в зоне риска. — Знаешь, утырок, меня больше всего взбесило даже не то, что ты попытался влезть в мозги моей заместительницы. Это в наше сложное время сплошь и рядом встречается, на каждого выродка злости просто не хватит.