|
Наши московские коллеги явно решили что-то вычистить. Уж не знаю, с какой целью, но, судя по всему, решили серьезно… Как я уже говорил, мы занимаемся сейчас очень важными делами. Я имею ввиду Россию. Именно сейчас мне необходимо полностью контролировать ситуацию в Москве, знать по возможности точно все их шаги и намерения. Там вот-вот грянет большая заваруха, и поведение больших ребят из желтого дома на площади Дзержинского — что-то вроде барометра-анероида, по стрелке которого нам следует ориентироваться. Так вот, Паулина, мне бы хотелось быть по возможности уверенным, что барометр этот не врет, что кто-то специально не подкладывает под него железку… И еще: когда затевается большая игра, крайне неприятно и даже опасно, если под ногами вертится кто-то еще… Как видишь, ничего конкретного — сплошные ощущения…
— Хорошо… — Паулина кончиками пальцев пригладила элегантно уложенную седую голову и пристально посмотрела на Уолша. — Ты можешь сформулировать, что конкретно от меня требуется? — Если одним словом, то мне нужны твои РЕКОМЕНДАЦИИ. В принципе, у тебя в распоряжении вполне достаточно исходных: девица с Лубянки, которую мы взяли живой и с которой вполне можно поработать, точное местонахождение твоей воспитанницы, бесспорные доказательства того, что евреи опять без разрешения влезли в нашу лавку и вот-вот начнут там шуровать… Разложи пасьянс и поколдуй, Паулина. Только, Бога ради, быстрее!.. — Ну а дальше что? — О чем ты? — Что произойдет с моими рекомендациями? — Куда ты клонишь, Паулина? — Уолш подозрительно посмотрел на женщину поверх узких очков. — Переходи сразу на английский… — Я засиделась со своими приятельницами, Генри. Когда они пожирают по несколько пирожных в один присест их усы становятся белыми от сахарной пудры… — Неужели соскучилась по оперативной работе? — Если шевелить только мозгами, отекают ноги… — Паулина демонстративно вытянула точеную ногу совсем еще молодой женщины и озабоченно сдвинула брови. — Знаешь, не хочу создавать лишние проблемы своей педикюрше… — Я не могу вернуть тебя в контору на общих основаниях, — Уолш виновато развел руками. — Разве что, индивидуальный контракт, а? — А я тебя об этом не прошу. Дай мне возможность не только проанализировать, но и поработать самостоятельно. Успокойся, Генри! — Паулина подняла руку. — Я вовсе не горю желанием вторгаться вместе с твоими бандитами в Гватемалу или Никарагуа… — Тебе шестьдесят четыре года, Паулина, — после некоторой паузы негромко напомнил Уолш. Лицо женщины потемнело. — Эй, девушка, с тобой все в порядке? — Во-первых, ты свинья, Генри Уолш… — Ты начинаешь повторяться, — пробормотал шеф оперативного управления ЦРУ. — Во-вторых, — не обращая внимания на реплику, продолжала взбешенная Паулина, — ты единственный человек на свете, которому известна дата моего рождения… — Только не говори, что остальных ты уже пережила… — И, в-третьих: никто и никогда еще не давал мне больше пятидесяти! В то время, как тебе самому уже семьдесят четыре года. А точнее, будет семьдесят пять через четыре месяца. И выглядишь ты, Генри Уолш, как раздолбанное и щербатое пианино в доме для престарелых, обитатели которого под звуки этого самого пианино ходят под себя с блаженной улыбкой!.. — Я уже подавал прошение об отставке… — Со стороны неуклюжая попытка Уолша оправдаться за допущенную бестактность выглядели забавно. — Меня это не интересует, Генри! — И потом, я, все-таки, мужчина, если ты еще помнишь. — Это ты должен помнить, что я — все еще женщина! Причем женщина, которая все равно лучше тебя как мужчины. |
