— Простите, мисс…

— Скажите, мистер Гордон: после того, как вы… уйдете… Мне трудно представить себе человека, который вас заменит…

— А почему это вас беспокоит?

В ту же секунду Паулина физически ощутила колоссальное напряжение, исходящее от дряхлого старика, еще мгновение назад буквально засыпавшего в своем кресле.

— Потому что многое, очень многое в работе ЦРУ было бы невозможно без контакта с вами, мистер Гордон, — она старалась отвечать спокойно, чувствуя, как передается ей это внезапно возникшее напряжение. — Потому, что есть вещи, в которых большие боссы не любят признаваться даже самим себе. Но я не большой босс, а потому могу сказать вам, мистер Гордон: мне искренне жаль, что «Пурпурное сердце» — высший орден Америки, присуждаемый истинным патриотам страны, будет вручен вам посмертно. Но самое обидное, что знать об этом будут все те же десять человек в вашей стране и примерно столько же — в моей. В великом множестве жизненных несправедливостей, эта, на мой взгляд, одна из самых жестоких…

Гордон молчал и немигающими слезящимися глазами смотрел на женщину. Его вытянутое сморщенное лицо абсолютно ничего не выражало — ни радости, ни разочарования, ни удовлетворения, ни даже работы мысли. Он походило на гипсовую маску. Жили на этом лице только губы — тонкие, синеватые, с запекшимися в уголках нагноениями. И они медленно шевелились, словно пытаясь что-то сказать…

— Будем надеяться, что Генри Уолш не ошибся в своих предчувствиях, — произнес наконец Гордон и тыльной стороной ладони вытер губы. — С вашей воспитанницей работаем МЫ. Это первое. Когда вас введут в курс дела, вам станет понятна причина этого условия. У вас будут функции посредника-координатора между двумя службами. С правом СОВЕЩАТЕЛЬНОГО голоса. Все решения принимаем мы. Но вас держим в курсе дела…

— Если я поняла правильно, вы принимаете мое предложение, мистер Гордон? — негромко спросила Паулина.

— Вы правильно меня поняли, — кивнул старик. — Хотя это решение противоречит моим принципам…

— Почему же вы соглашаетесь, сэр?

— Только по одной причине: в данный момент ВАШЕ рычание — возможно, впервые за последние годы — может принести куда больше пользы, чем мое…

15

Москва.

Первое главное управление КГБ СССР.

Февраль 1986 года

Полковник Виктор Силантьев, возглавлявший в ПГУ научно-технический отдел и курировавший всю работу Управления по связи и электронной разведке, встречался с генералом Воронцовым ежедневно в девять утра. Обычно он находился в кабинете шефа Первого главного управления КГБ не больше двадцати минут. Офицеры в приемной генерала Воронцова знали, что на время совещания с Силантьевым отключались все внешние телефоны шефа ПГУ. В особо экстренных случаях разрешалось войти в кабинет, предварительно уведомив генерала о случившемся по селекторной связи.

Полковник Виктор Иванович Силантьев являлся в кабинет шефа с неизменной малиновой папкой, в которой лежали стенограммы прослушивания советских партийных и государственных руководителей. «Прослушка», которая велась беспрерывно как в стране, так и за рубежом, если объект находился в заграничной командировке, не отключалась даже на время сна советских руководителей. Вероятность того, что какой-то монолог или беседа конкретного человека могли состояться без вмонтированной где-нибудь рядом высокочувствительной звукозаписывающей аппаратуры, рассматривалась в КГБ как чисто теоретическая. Основной «прорыв» в высочайшем техническом уровне обеспечения служб прослушивания был осуществлен еще в конце шестидесятых годов по личному распоряжению Брежнева, требовавшего, чтобы каждое утро на его рабочем столе лежали стенограммы прослушивания наиболее интересных разговоров и бесед членов и кандидатов в члены Политбюро.