— Пожалуйста, миссис Спарк, распишитесь вот здесь, — немец протянул мне бланк квитанции с такой же эмблемой.

Я механически расписалась, а потом посмотрели на пакет. Дрожь внутри не унималась, я вдруг почувствовала, что БОЮСЬ взять его в руки. «А вдруг он пропитан контактным ядом?..» — мелькнула совершенно идиотская мысль.

Юпп Штейнгель был, судя по всему, не только исполнительным клерком, но и неглупым молодым человеком. Ощутив в атмосфере кухни невидимые токи напряжения, он тут же заторопился в обратную дорогу, посетовал на снежные заносы, стремительно нахлобучил свою роскошную бобровую шапку и, пожелав мне с Юджином счастливого нового года, навсегда исчез из нашей жизни.

«Навсегда ли?» — подумала я, закрывая за гостем дверь и возвращаясь на кухню. Пакет с сиреневой эмблемой по-прежнему лежал между двух чашек с недопитом кофе. В тот момент я была, вероятно, самой НЕЛЮБОПЫТНОЙ женщиной на свете. В тот момент мне совсем, ну, ни капельки, не хотелось знать, что принесли в мой дом в этом стандартном пакете…

— Он не заминирован, дорогая.

Как всегда, Юджин понимал мое состояние без слов.

— Мне страшно…

— Чего ты боишься?

— Не знаю… Прочти ты.

— Почему я? — Он пожал плечами. — Письмо адресовано тебе…

— Можешь по такому случаю засунуть свою интеллигентность куда-нибудь поглубже. Я тебе разрешаю…

— Да что с тобой, Вэл?!.. — Юджин встал и, наклонившись, поцеловал меня в шею. — Все в порядке. Я здесь. Вот только поднимусь наверх, приберу в спальной… А ты пока читай, потом все расскажешь… Учти: я не теряю надежду на внезапное наследство. Деньги, как известно, еще никому не мешали…

Позднее я смогла в полной мере оценить его деликатность. Ибо моя первая реакция на прочитанное в этом странном, утреннем послании, так и осталась для меня тайной. А что может быть страшнее и опаснее для налаженной и не обремененной взаимными подозрениями семейной жизни, чем реакция женщины, которая вдруг перестала себя КОНТРОЛИРОВАТЬ…

Мне потребовалось приложить немалое усилие, чтобы не торопиться. Очень долго, шаря явно НЕ В ТЕХ ящиках, я искала ножницы, потом придирчиво вертела в руках пакет, примериваясь с какой стороны его взрезать, в какой-то момент мне показалось, что три сургучные печати лучше на всякий случай сохранить… Потом я начала придумывать место, где лучше припрятать эти печати, чтобы дети ненароком… Короче, прошло не меньше получаса, пока я наконец не вскрыла пакет. Внутри лежало два тонких листа белой бумаги, без монограммы, исписанных крупным, небрежным и на сто процентов мужским почерком:

«Валентина, привет!

Так и вижу твою отвисшую губу и изумление в ненакрашенных очах! Кстати, все эти годы мне очень хотелось увидеть все это не в воображении, а реально. Как я сейчас понимаю, при всех недосказанностях нас с тобой связывало очень много всякого. Слишком много, чтобы можно было обойтись с этим по испытанному методу нашей математички Нэлли Ивановны. Помнишь, как она стирала с доски мои примеры, сопровождая этот акт уничтожения одним словом „Бред!“? С другой стороны, годы идут, а справедливое возмездие, которое я заслужил по всем законам жанра, никак меня не настигает. Мало того, Бог, непонятно за какие подвиги, подарил мне то, о чем может только мечтать мужчина. Краем уха слышал, что и у тебя все в порядке. Чему я несказанно рад. Если можешь, поверь в искренность этой радости. Кто знает, может, и я, и, в особенности, ты, не просто заслужили, а выстрадали это счастье, а?.