Когда он выскочил из леса, ему померещился впереди на сияющем утреннем небе темный и мрачный колосс, вроде бы поджидающий его. Бореверу показалось, что сердце сейчас вырвется из груди. Он издал торжествующий победный клич, бросил поводья и протянул крепко сжатые кулаки к гиганту. Его сведенное судорогой лицо пылало. Он рычал:

— Нам двоим!

А лошадь продолжала бешеную скачку. Она остановилась только тогда, когда животный инстинкт привел ее к воротам таверны, где был привязан другой конь, ответивший звонким ржанием на появление всадника. В этот момент Бореверу удалось овладеть собой.

— Отлично! — громко воскликнул он, не сознавая, что разговаривает сам с собой. — Здесь я смогу получить сведения об этом разбойничьем логове!

Руаяль спрыгнул на землю, и в тот же момент загнанная лошадь упала, кровь потекла из ее ноздрей…

Боревер резко толкнул входную дверь и ворвался в пустой, безлюдный в эту раннюю пору зал. Казалось, в трактире никого нет, только где-то наверху слышался шум борьбы. Он принялся звать хоть кого-нибудь. Никто не откликнулся, но на втором этаже шум внезапно усилился, лестница застонала под тяжелыми шагами. Боревер, весь трепеща, прислушался… И тогда раздался ужасный крик, крик женщины, обезумевшей от отчаяния, раздался голос, который он узнал бы из тысячи и узнал еще прежде, чем понял смысл слов:

— Боревер! Ко мне, Боревер!

— Я здесь! — проревел он.

В этот момент распахнулась дверь в глубине зала, даже не распахнулась — отлетела под мощным ударом ноги. Показался Ролан де Сент-Андре. Он, излучающий радость победы, но еще пышущий гневом, двинулся к выходу из таверны, крепко прижимая к себе полумертвую Флоризу. Он ничего не видел, ничего не слышал. Но в ту секунду, когда он ступил в пустой зал, ему показалось, что на него налетел бешеный вихрь и с ясного неба прогремел гром. Он пошатнулся, два или три раза перевернулся вокруг своей оси и откатился на десять шагов… Когда он поднялся с пола, то увидел, как Боревер совершенно спокойно и очень нежно укладывает Флоризу на дощатый настил. Она была в обмороке.

От страха? Нет. От физического напряжения? Нет. От радости!

Когда дверь в зал открылась, ей сразу бросилось в глаза это зрелище: вихрь, пронесшийся по просторной комнате, стремительно бросившийся в атаку мужчина, пламенеющее, как свет молнии среди туч, лицо… Улыбка промелькнула на бледных губах девушки, уверенная, чуть насмешливая улыбка, такая, какую мы помним у нее еще с тех пор, как впервые увидели по пути из Мелена. Флориза прошептала: «Он здесь!» и — потеряла сознание.

Не теряя времени, Ролан с обнаженной шпагой в руке бросился к Руаялю. Он был страшен: взъерошенные волосы, блуждающий взгляд. Он был вне себя от бешенства.

— Так, — серьезно и спокойно отметил Боревер. — Значит, вот оно — продолжение встречи в «Трех журавлях»? Один вопрос: хотите по-хорошему убраться отсюда?

Ролан не ответил, только скрипнул зубами и придвинулся ближе. Благодаря тому, что за несколько лет дуэли стали для него привычным делом, или благодаря высшему инстинкту, он сумел в этот момент изгнать все мысли, кроме одной: надо, просто необходимо убить этого человека! Он опытным глазом определил наиболее выгодную для себя позицию, откинул на ходу два или три табурета, которые могли бы помешать поединку, преграждая дорогу. Руаяль терпеливо ждал, покалывая кончиком шпаги сапог, но взглядом, по-прежнему излучавшим молнии, он убирал со своего пути, убивал, уничтожал противника. И не сделал ни одного движения, обеспечившего бы ему более надежную защиту.

Соперники встали в позу, шпаги схлестнулись, и Ролан, сжав губы, начал со страшного удара справа.