Но взгляд Ганса и его многочисленные ножи, которые он не считал нужным прятать, заставляли людей держать свои комментарии при себе или высказывать их тихо-тихо. Однажды он все же услышал позади презрительный смешок и понял, что это была намеренная провокация. Ганс даже не обернулся. Да, Шедоуспан стал «каким-то другим».
У лавчонки, где Теретафф, отец Мигнариал, торговал всякой всячиной, Ганса узнала одна из темноволосых и темноглазых младших сестер Мигнариал. Поскольку их было несколько, а Ганса никогда не интересовали дети, он не мог точно припомнить, как зовут девочку. Странно, однако, как она расцвела за такое короткое время. С девчонками вообще такое бывает, а С'данзо, похоже, и вовсе расцветают раньше других.
Ганс вошел в теплое помещение, душное от запахов продуктов, выделанной кожи, пряностей, духов и всяческих трав. В лавочке всегда царил некоторый бардак, а теперь, после смерти Лунного Цветка, он еще усилился.
— А у твоего отца нет… э-э… подруги? — спросил Ганс, чувствуя себя подлецом. Нельзя сказать, что ему было неприятно, когда большеглазое личико отрицательно качнулось. Сколько же лет этой девочке — тринадцать? Если так, то следующему ребенку — парнишке Корментаффу, — сейчас четырнадцать. А следующему по старшинству члену семьи должно быть около шестнадцати, насколько помнилось Гансу. Девчонке с рыжими волосами, или почти рыжими. Как же ее зовут-то?
Эта рыженькая как раз принялась подманивать Нотабля, а тот уворачивался от попыток приласкать его. Вконец возмущенный, кот исчез за утлом.
— Он — э-э… — кот одного хозяина, — пояснил Ганс. — Нотабль, если ты что-нибудь расколотишь или куда-нибудь влезешь, я тебе такую трепку задам!
— Мрау.
Ганс был не особенно счастлив обнаружить, что у Теретаффа уже сидит другой посетитель. Пожилая С'данзо с неумолимым взглядом и поджатыми губами, в обычной для этого народа разноцветной, но простого покроя одежде едва заметила присутствие Ганса. Он сразу понял, что Мегера пришла не к Теретаффу: ее интересовала шестнадцатилетняя девушка. У Джилиль были огромные круглые глаза цвета орехового дерева и необычайно пышные русые волосы медового оттенка. На девушке была пышная полосатая желто-зеленая блузка; пестрая юбка, поверх которой был надет фартук из пестрой же набивной ткани.
— Ты говорила здесь с моей дочерью, — заявил Теретафф, но это был скорее вопрос, чем обвинение.
— Это было опрометчиво с моей стороны, — сказала Мегера, поджав губы. Взгляд ее оставался спокойным.
В разговор вдруг вмешался Ганс, неожиданно для себя и совершенно невпопад:
— Да. Когда я нашел Лунный Цветок, я словно обезумел. Я бросился куда-то бежать, наткнулся на рыбоглазую — ну, на бейсибку, и убил ее. Я думал, что это была одна из тех, которые уби… которые…
— О, надеюсь, что так оно и было! — свирепо воскликнула шестнадцатилетняя девушка чуть хрипловатым голосом.
— Джилиль! — одернула ее Мегера, невольно подсказав Гансу, что он все-таки правильно вспомнил имя девушки.
Теретафф посмотрел на нее, потом перевел взгляд на молодого человека.
— Я тоже на это надеюсь, Ганс. Знаешь ли, моя жена любила тебя.
К собственному удивлению, Ганс произнес:
— И я ее любил, Теретафф.
Все трое С'данзо удивленно посмотрели на Ганса. Потом Мегера сказала:
— А ты изменился, парень. Ганс кивнул.
— Мы много перенесли. И многое совершили там, в Фираке.
— В Фираке?
— Город далеко на севере. Странные люди со странной религией. Правит своего рода совет чародеев. Его возглавлял самый злой из них, и, как я полагаю, самый сильный. |