— Ну уж это дудки! — вскричала Юлия Голова. — Каждому дураку известно, что вы стремитесь захапать комнату Пумпянской под кладовую!..

— Вообще это какая–то несоветская постановка вопроса, — заметил Валенчик, и Вера по супружеству согласилась с ним неким преданным движением головы. — От такого самовыпячивания за версту несет буржуазным парламентаризмом…

И Генрих начал добросовестно разъяснять, почему от предложения Фондервякина несет буржуазным парламентаризмом.

— Ты чего задержался–то? — спросил Чинариков полушепотом Белоцветова, который все это время пристально смотрел в пол.

Белоцветов сказал:

— Да вот, понимаешь, пришло вдруг на мысль книжки Петькины пролистать…

— Пролистал?

— Пролистал… В «Серебряном копытце» вырезано тридцать три буквы, две точки, одно тире. Следовательно, как это ни дико, письмо со смертной угрозой исходит из семьи Юлии Головы…

Чинариков взметнул брови, но тут на глаза ему попалась большая эмалированная кастрюля, стоявшая на подоконнике, и он невольно сглотнул слюну, поскольку от кастрюли прохладно припахивало борщом.

— Послушай, профессор, а ведь мы с тобой за этой криминалистикой даже не завтракали сегодня!

Белоцветов рассеянно кивнул и опять засмотрелся в пол.

— …И мы этим чуждым тенденциям потворствовать не желаем, — тем временем заканчивал свою речь Валенчик. — Так что, Лев Борисович, давайте своей кандидатуре самоотвод!

— Самоотвод, — громко повторил Петр, которому, видимо, понравилось это слово.

— Нет, товарищи соседи, — сказала Капитонова, — так мы далеко не уедем. С этой демократией получается ерунда, потому что Лев Борисович желает захапать комнату под кладовую, у Юлии двое разнополых детей, Генриху подавай кабинет, у меня, честно скажу, Дмитрий. Ну какая тут может быть демократия? Давайте уж решим это дело старинным народным способом — кинем жребий.

— Ну конечно! — сказала Люба. — Мы будем кидать жребий, а комната достанется, например, Никите Ивановичу, которому на фиг эта комната не нужна!

— А давайте поступим так, — предложил Фондервякин, — давайте, товарищи, безо всяких глупостей предоставим жилплощадь мне. Ведь я почти старик, едрена корень, я прошел через огонь, воду и борьбу с космополитизмом — так неужели же я у родины кладовки не заслужил?!

Генрих Валенчик оставил это предложение без внимания.

— Итак, — сказал он, — какие будут предложения в смысле кандидатур?

Против всякого ожидания слово взяла генриховская Вера.

— Я предлагаю выбрать в комитет таких людей, — сказала она, — которые не заинтересованы в расширении метража. То есть я выдвигаю кандидатуры Василия и Никиты.

— А третьего кого? — спросил ее Генрих.

— А третий кандидат пускай будет Вера, — предложил Фондервякин. — Она хоть и ожидает прибавления семейства, но на расширение метража ей, по–моему, наплевать.

— Ваша правда, — печально сказала Вера.

— Только пускай кандидаты вникнут в наше критическое положение, — пожелала Юлия Голова.

Фондервякин ответил:

— Это само собой.

— Так, еще у кого–нибудь имеются соображения по кандидатурам? — спросил Генрих Валенчик и после очень короткой паузы сам ответил на свой вопрос: — Соображений нет. Тогда приступаем к тайному голосованию. Вот спичечный коробок…

Вострякова его перебила:

— Погодите, граждане, это вы серьезно?

— Что «серьезно»? — спросил Валенчик.

— Вы серьезно собираетесь таким путем жилплощадь распределять?

Все, кроме Душкина, ответили утвердительно.