— Проверь переметные сумки его зенди. Я хочу увидеть сообщение до того, как это сделает Фа-Ким-нибол.

Он подождал, разглядывая руки, пока юноша вернется.

Спустя несколько минут Битерулв вошел с пакетом в руках.

— Полагаю, что это он.

— Прочти его. Мои глаза сегодня ослабли.

— Отец, он запечатан.

— Сломай печать. Только делай это аккуратно.

— Отец, благоразумно ли это?

— Дай его мне! — рявкнул Саламан, отбирая пакет. В самом деле, на нем была красная печать Танианы со штампом вождя. Секретное сообщение для Фа-Кимни-бола. Ну что же, существовало немало способов обращаться с печатями. Он крикнул охраннику, чтобы тот принес нож и факел, и, нагрев печать, пока та не стала мягкой, вскрыл ее. Пакет оказался широкой простынею из тонкого пергамента.

— Теперь прочти мне это, — сказал король.

Стоило Битерулву прикоснуться к простыне пальцами, как буквы на ней ожили. Сначала он немного озадачился, потому что не имел опыта в бенгском написании, которое теперь было широко распространено в городе Доинно. Ему потребовалось некоторое время, чтобы приспособить к этому свой разум.

— Сообщение короткое. «Независимо от того, чем ты сейчас занимаешься, незамедлительно возвращайся, — пишет Таниана. — Дела очень плохи. Ты нам нужен».

— И это все?

— Все, папа.

Саламан взял от него сообщение, снова свернул его и старательно запечатал.

— Положи пакет обратно в переметную сумку, где нашел его, — сказал он юноше.

Появился один из охранников:

— Он отказывается от бульона, сэр. Он слишком слаб для него. Похоже, он долго голодал и переохладился. Я полагаю, он умирает.

— Влейте ему бульон насильно, — распорядился король. — Я не хочу, чтобы он умер у меня на руках. Ладно, человек, не стой здесь просто так!

— Бесполезно, — сказал второй охранник. — Он скончался.

— Скончался? Ты уверен?

— Он сел и что-то прокричал по-бенгски, после чего все его тело затряслось так, что было жутко смотреть. Потом он упал на кровать и больше не двигался.

«Эти южане, — подумал Саламан. — Несколько недель верховой езды на морозе, и они умирают».

Но для пользы охранников он сделал несколько быстрых священных знаков, пропел речитативом «Джиссо-прояви-сострадание» и приказал им вызвать лекаря на случай, если этот человек еще жив. Но в то же время сделал распоряжение о похоронах.

— Отведи этого зенди в королевские конюшни, — сказал он Битерулву, — а переметные сумки отнеси в мой кабинет и запри, после чего отправляйся в гостиницу и разбуди Фа-Кимнибола. Скажи ему, что он сможет забрать сообщение, когда утром явится во дворец.

— А ты, отец?

— Думаю, я немного посижу в своем павильоне. Мне нужно прояснить мозги.

Он вышел на улицу, пробежался взглядом по ней слева от себя, остановившись на площади Солнца в надежде увидеть допущепцев, которые вернулись туда тан-девать. Нет, площадь была пуста. Он приложил к воспаленному лбу руку, потом наклонился и, набрав полную горсть снега, потер между бровями. От этого стало немного легче.

Уже почти светало. Ветер не утихал, но снег прекращался — он покрыл землю поразительно толстым слоем. За последние тридцать лет Саламан не мог припомнить такого сильного снегопада. Может, именно поэтому эти люди вышли на улицу? Чтобы потанцевать под падающим снегом, порадоваться его необычности?

«Допущенцы, — подумал он, — я должен этим утром поговорить о них с Амифином».