Джики Новой Весны являлись лишь простыми тенями тех, которые жили во времена Великого мира. Те древние джики были авантюристами, исследователями, расой смелых предпринимателей и путешественников. Преследуя свои цели, они исходили вдоль и поперек этот, а возможно, и многие другие миры, пропустив через богатое переплетение Великого Мира яркую красную ленту достижений.

Но Великий Мир существовал слишком давно.

Что представляли собой выжившие джики? Да, все еще могущественную расу. Но падшую, которая утратила все свои технические навыки и интерес к внешнему миру. Они стали полностью консервативным народом, цепляющимся за отголоски былой славы и не допускавшим ничего нового.

Чего они в конечном счете желали больше всего? Не чего иного, как копать в земле норы и жить в темноте, демонстрируя вечные, повторяющиеся витки рождения, воспроизведения и смерти, время от времени посылая избыток населения копать новые норы где-нибудь еще, чтобы снова повторять один и тот же цикл. Они верили, что мир может удержаться только соответствующим поддержанием неизменных рисунков жизни. И они ничего не предпринимали для того, чтобы удостовериться в продолжавшейся стабильности этих рисунков.

«Это самая великая глупость», — подумал Креш.

Джики боялись перемен, потому что пережили величайшие падения, и продолжали опускаться ниже. Но изменения все равно наступят. «Это случилось потому, что Великий мир был настолько хорошо устроен, что исключал какие-либо изменения, — решил Креш, — и боги наслали на него мертвые звезды». Великий Мир достиг своего рода совершенства, а совершенства боги перенести не могли.

Джики, пережившие катастрофу Долгой Зимы, отказывались понять, что их путь и путь Доинно рано или поздно пересекутся, нравилось им это или нет. Преобразователь действует всегда. Ни одно живое существо не остается неизменным, как бы глубоко оно ни пряталось в земле, как бы отчаянно ни цеплялось за устои жизни. Джиков можно было уважать за то, что они создали из черепков и осколков их былого существования. Это было косным и потому обреченным, но в то же время очаровательно совершенным.

Построение статичного общества другого типа вопроса не решало. И впервые за огромный промежуток времени Креш увидел надежду для своего сумасбродного, непостоянного, непредсказуемого народа. «Может, в конце концов мир и будет принадлежать нам, — подумал он. — Просто потому, что мы не так уверены в своей дороге».

* * *

Он не имел ни малейшего представления, сколько прошло времени. Час, день, а возможно, год. Он понимал, что пребывал в самом странном из возможных видений. В королевской камере было тихо. Рядом с ним, подобно статуям, стояли королева-слуги.

Креш еще раз услышал колокольный голос Королевы, прозвучавший в его мозгу:

— Ты хочешь еще что-нибудь узнать, дитя вопросов?

— Ничего, ничего. Благодарю вас, великая Королева, за то, что поделились со мной своей мудростью.

* * *

Стремительными резкими взмахами копья Саламан набросал на темной влажной земле карту:

— Это город Джиссо — замкнутый круг, непрерванный и непрерываемый, — а вот здесь мы сейчас находимся, в трех днях пути к северо-востоку. Вот здесь местность начинает повышаться — длинный, поросший лесами хребет, ведущий к Венджибонезе. Помнишь, Фа-Кимнибол, мы проезжали здесь как-то верхом?

Фа-Кимнибол, пристально вглядывавшийся в схему, кивнул.

— Это, — продолжал Саламан, начертив треугольник справа от сделанного на земле изображения, — Венджибонеза, заполненная джиками. Здесь, — он зло ткнул рядом с треугольником, — меньшее Гнездо, где обитают джики, уничтожившие допущенцев Здесь, здесь и здесь, — еще три яростных удара, — другие младшие Гнезда.