|
И тогда Марианна со всей скромностью попросила только об одном: чтобы zio carissimo сводил ее в театр у Порта дель Пополо посмотреть и послушать синьора Формику. Эта просьба несколько смутила старца; состоялось совещание с Пирамидальным Доктором при участии Питикиначчо; наконец, оба, синьор Паскуале и синьор Сплендиано, решили и в самом деле пойти на следующий день с Марианной в этот театр. Сопровождать ее должен был Питикиначчо в платье служанки, на что он дал согласие лишь при условии, что синьор Паскуале кроме плюшевого жилета подарит ему еще парик, а ночью пусть он и Пирамидальный Доктор по очереди несут его домой. На этом согласились, и завтра лихая троица с красавицей Марианной отправится в театр у Порта дель Пополо, где перед ними предстанет синьор Формика…
А теперь следует сказать несколько слов, как обстояло дело с театром у Порта дель Пополо и с синьором Формикой. Нет ничего огорчительнее, чем если во время римского карнавала импресарио неудачно выберут композиторов; если primo tenore театра «Арджентина» на улице потеряет голос; если в театре «Валле» жестокий насморк сразит primo uomo da donna, короче говоря, если Рим лишится главного развлечения, которого он так ждал, и giovedi grasso разом перечеркнет все надежды, какие еще могли бы появиться. Именно после одного такого испорченного карнавала некий Никколо Муссо открыл у Порта дель Пополо, едва лишь успел закончиться пост, театр, где обещал не ставить ничего, кроме небольших импровизированных буффонад. Анонс был составлен в таком остроумном, таком комичном стиле, что жители уже заранее настроились благосклонно по отношению к театру Муссо, тем более что, мучимые вечным зрелищным голодом, они всегда готовы были проглотить хотя бы кусочек чего-то съедобного в таком роде. Помещение театра, который, кажется, правильнее было бы называть балаганом, не свидетельствовало о блестящих обстоятельствах предпринимателя. Не было ни оркестра, ни лож. Вместо последних в глубине зала была сооружена галерея, а на ней красовался герб рода Колонна в знак того, что Муссо и его театр находятся под особым покровительством conte Колонна. Покрытое коврами возвышение, на котором по кругу были развешаны обои, изображавшие по мере надобности лес, зал или улицу, считалось сценой. Если добавить к этому, что зрители вынуждены были довольствоваться жесткими и неудобными деревянными скамьями, то не приходится удивляться, что многие из них, войдя в зал, начинали ворчать и достаточно громко высказываться по поводу синьора Муссо, осмелившегося жалкий барак именовать театром. Но стоило первым двум артистам появиться перед публикой и произнести несколько слов, как зрители умолкали и начинали прислушиваться; затем по мере развития действия их внимание перерастало в одобрение, одобрение — в восхищение, восхищение — в бурный восторг, находивший выход в гомерическом хохоте, неумолкаемых аплодисментах и возгласах «браво!». И впрямь нельзя было увидеть ничего более совершенного, чем эти импровизированные спектакли Никколо Муссо, блиставшие умом, вдохновением и остроумием и беспощадно бичевавшие глупости своего времени. Исполнители всех ролей с непревзойденным мастерством создавали характеры, но особенно отличался Паскуарелло, неизменно увлекавший всех зрителей неподражаемой мимикой, оригинальной жестикуляцией, удивительным умением имитировать чуть ли не до полной иллюзии голос, походку и позы известных личностей, неиссякаемым вдохновением и убедительностью импровизации. Человека, который исполнял роль Паскуарелло и которого звали синьор Формика, казалось, вдохновлял особый, ни на что не похожий дух: в его тоне, как и в движениях, таилось нечто странное, заставлявшее зрителей даже в припадке завистливого смеха вдруг содрогаться. Рядом с ним степенно стоял доктор Грациано, и ничто не шло в сравнение с его мимикой, речью, способностью под видом белиберды преподносить поразительные мысли. Этого доктора Грациано играл старик из Болоньи по имени Мариа Альи. |
