Но радоваться уменьшению количества задержанных рано. Что-то убыло, а что-то прибыло. Отправил партию Троцкому, а из Мурманска прибыл очередной этап заключенных. Расстарался мой заместитель, которому поручено руководить Кольским уездом. Что б ему пусто было! И где он их и берет-то, бывших белогвардейцев? Что, не могли господа офицеры в Финляндию рвануть? Забыли, как на лыжах ходят? Ушли бы, так и черт с ними, мне хлопот меньше. А теперь ими занимайся, место ищи, паек у губисполкома выбивай.

И тут зазвонил телефон.

— Владимир Иванович, на проводе начальник Архангельской тюрьмы, — сообщил усталый женский голос. — Будете разговаривать?

— Соединяйте, — коротко ответил я, недоумевая, что могло понадобится от меня начальнику тюрьмы.

— Товарищ Аксенов, это Власов, начальник тюрьмы. Вы должны меня помнить...

— Давайте покороче, — в нетерпении перебил я.

— Товарищ Аксенов, у меня Семенова хотят забрать, а вы велели, чтобы он оставался в тюрьме вплоть до вашего распоряжения.

Я не сразу и вспомнил, кто такой Семенов. Был бы Констандополус, или Салескериди, а хоть бы Неумой-Копыто, другое дело. Семеновых у меня в списке человек десять. Потом дошло.

— Кто хочет забрать? — поинтересовался я, но ответ и так очевиден.

— Особый отдел дивизии. Сказали — приказ начособого отдела.

Первая мысль — поднять по тревоге свой взвод, ехать в тюрьму и там положить всех особистов мордами в грязный снег. Но мысль как пришла, так и ушла. Если две структуры ВЧК устроят войну в отдельно взятом городе — ничего хорошего не будет, тем более что формально этот Семенов является красноармейцем и, стало быть, у особого отдела есть на него право «первой ночи». Другой вопрос — зачем уголовник вдруг понадобился товарищу Конасову? Впрочем, об этом потом.

— Товарищ Власов, у особистов есть какие-нибудь документы на Семенова? Письменный приказ Конасова, ордер или что-то еще?

— Ничего нет, все на словах. Мол — им поручили изъять, они и прибыли.

— Скажешь товарищам из особого отдела, что отдашь им Семенова лишь по письменному приказу товарища Конасова. Дескать, этот сиделец у тебя на особом положении, его в тюрьму сам уполномоченный по Архангельской губернии определил, и под расстрел идти тебе не хочется. Будет бумажка — будет Семенов. Понял?

 — Так точно, товарищ Аксенов, всё понял, — обрадовался Власов.

— Вот и молодец, что все понял. А я к тебе сейчас своих людей пришлю, с ордером, ты им Семенова и отдашь, чтобы у тебя с особым отделом мороки не было.

Я положил трубку на рычаг, хмыкнул, а потом начал выписывать ордер на изъятие из Архангельской тюрьмы гражданина Семенова. Правда, его имя и отчество я вспомнить не смог, но решил, что Власов мне иного Семенова не отдаст. Закончив, шлепнул печать и вызвал в кабинет Кирилла Пушкова — толкового парня, числившего простым оперативником, но бывшего у меня вроде «чиновника для особых поручений».

 — Кирилл, возьми пару бойцов, машину и привези сюда Семенова из тюрьмы, — приказал я. — Начальник в курсе.

Отправив Пушкова исполнять приказ, прикинул, что, если особисты уже и пришли к Конасову, им понадобится какое-то время, чтобы поругаться, а потом составить какую-нибудь бумагу. Стало быть, парни успеют забрать уголовника. Так, а куда я этого Семенова дену? Стоп, а ведь у меня здесь есть небольшой карцер, я его заприметил с самого первого раза, но пока не выпало случая воспользоваться. Значит, подойдет.

На всякий случай пошел проверять. Карцер и в самом деле на месте, внешний запор наличествует, и даже есть деревянный топчан. Пожалуй, для Семенова слишком шикарно. Но комнатенку успели набить всякой дрянью — сломанной мебелью, старой одеждой.