|
С десятого класса она держалась в одном весе, ничуть об этом не заботясь. Да и Евгения Львовна, кажется, преобразовалась настолько, что не могла съесть много сладкого и жирного, даже если бы сильно этого захотела. Ее желудок давно усох, стянулся в узелок и мог пропустить в свое узкое горлышко только маленький комочек пищи. Но каждое утро начиналось со взвешивания самой Раскатовой и ее воспитанницы и обязательного измерения обеих сантиметром. Надо было сделать талию Нэтти на два сантиметра меньше. А в идеале на три. Об этих сантиметрах непременно шла речь за завтраком. В кофе Евгения Львовна клала заменитель сахара, икру мазала на хлебец, через который Москву было видно! Глядя, как хозяйка набрасывается на тренажер, Нэтти начинала подозревать ее в мазохизме.
Наконец Нэтти поняла, что никакой мужчина не выдержал бы жизни в этом доме. Только такой же свихнувшийся на диете маньяк, как сама Раскатова. Но представить себе мужика, сыплющего в кофе безвкусный порошок и жующего вместо сочного куска мяса капустный листик, Нэтти не могла. И на что он, спрашивается, после этого годен? Когда дело дойдет до спальни? Торшером в углу стоять? Нэтти поделилась этими мыслями с Диком, и тот долго хохотал. Потом сказал вполне серьезно: — Знаешь, подруга, ты права. Там никто не выживет. И давно не пытался. Она была удовлетворена. Раскатовой никто не нужен, она вполне довольна собой. Это понятно. Что же касается Дика… Он не любовник Евгении Львовны и никогда им не был. Это главное. Нэтти хотела его для себя. Он нравился ей все больше и больше. В отличие от Новлянского, который откровенно раздражал, потому что кокетничал, как женщина. Приходил на репетиции в трико, демонстрируя свои мускулы, читай «прелести», и по‑женски стройные ноги. Ей же в это время приходилось много работать и терпеть. А тут еще заигрывания личного тренера! Правильно сказал Дик: вместо мозгов сплошные рефлексы! Она боролась за свою талию. Не по собственной инициативе, а потому, что так было надо. Ее собственная внешность всегда устраивала. Нэтти никогда не считала себя красавицей, потому что была девушкой умненькой и знала за собой другие достоинства. В ее лице не было ничего запоминающегося. Чистый лист, как сказал Дик. Они с Олегом поделили Нэтти пополам. Дику досталось лицо Нэтти и сам ее образ, а Олегу — тело. Ему предстояло лепить фигуру красавицы. Причем Носков якобы в шутку долго возмущался, почему это не ему досталась лучшая часть. Она промолчала. Ему ведь досталось больше: ее сердце. Никогда Новлянский не получит того, что Дик. Никогда Нэтти не скажет Алексу правду. А Дику скажет. Надо только выждать какое‑то время… …Дик же взялся за нее всерьез. Он проигнорировал все возражения Нэтти и заявил, что лучше знает, как будет хорошо, а как плохо. Первое, что из нее надо сделать, — это блондинку. К тому времени из сплетен, которыми было полно агентство, Нэтти о нем уже многое знала. В позапрошлом году Носкову стукнуло тридцать. Он был и парикмахером, и портным; ходили слухи, что в его доме даже хранятся вещи, вязаные крючком. Носков умел и причесывать, и гримировать, и создавать имидж, и подбирать костюмы. И все вышеперечисленное — за одну зарплату. Раскатова была скупа, приходилось прихватывать на стороне. На работу он приходил во второй половине дня, иногда не приходил вовсе, и тогда Раскатова бесилась и грозила его уволить. Но не увольняла — скрепя сердце, принималась за работу сама. Клиенток у Ричарда хватало, и платили они хорошо. Женщины отмечали невероятное чутье Носкова. Он придавал им неповторимость. И дамы терпели просто‑таки потоки злословия, пока Ричард работал. Носков называл это вдохновением. Когда ловил его, то болтал беспрерывно. К своим богатым клиенткам он часто испытывал неприязнь. Про себя, а иногда и вслух называл их дурами и коровами. Но добросовестно делал из «дур» и «коров» красавиц и светских львиц. |
