Все молчали.

Начальник Койн повернулся к Шэю:

– Откуда у тебя жвачка?

– Там была только одна пластинка, – настучал Джои Кунц, – но хватило нам всем.

– Гм… ты что-то вроде мага, сынок? – спросил начальник, приблизив лицо к Шэю. – Или ты их загипнотизировал, заставив поверить, что они получили что-то, чего на самом деле не было? Я знаю, Борн, об управлении сознанием.

– Ничего такого я не делал, – промямлил Шэй.

Надзиратель Уитакер подошел ближе и доложил:

– Начальник Койн, в его камере ничего нет. Даже в матрасе нет. Его одеяло нетронуто – даже если он удил с помощью тесемок, то потом, закончив, сумел сплести их вместе.

Я уставился на Шэя. Конечно, он удил с помощью одеяла – я своими глазами видел сделанную им леску из нитей. Я сам отвязывал жвачку с плетеного голубого шнура.

– Борн, я слежу за тобой, – прошипел начальник, – я знаю, что ты замышляешь. Ты ведь понимаешь – черт побери! – что твое сердце станет ни на что не годным, когда в камере смерти его накачают хлоридом калия. Ты делаешь это, потому что у тебя не осталось права на апелляцию, но даже если тебя пригласила бы на передачу долбаная Барбара Уолтерс, то сочувствующие голоса не изменили бы дату казни.

Начальник удалился с нашего яруса. Надзиратель Уитакер отстегнул наручники Шэя от штанги, к которой тот был прикован, и отвел в камеру.

– Послушай, Борн… Я католик…

– Везет вам, – откликнулся Шэй.

– Я думал, католики против смертной казни, – вмешался Крэш.

– Ага, не делайте ему поблажек, – добавил Тексас.

Уитакер посмотрел в ту сторону, где за перегородкой из звуконепроницаемого стекла стоял начальник, разговаривая с другим офицером.

– Дело в том… если хочешь… я могу попросить прийти к тебе священника из церкви Святой Екатерины. – Он помолчал. – Может быть, он поможет что-то решить с сердцем.

Шэй внимательно посмотрел на него и спросил:

– Почему вы хотите сделать это для меня?

Офицер запустил руку себе под рубашку, извлекая цепочку с распятием. Он поднес крест к губам, а затем вновь убрал под одежду.

– «Верующий в Меня, – пробормотал Уитакер, – не в Меня верует, но в Пославшего Меня».

Я не знал Нового Завета, но узнал библейское изречение, услышав его. И не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что Уитакер считал нелепые выходки Шэя – или как еще их можно назвать? – ниспосланными с небес. Я осознал тогда, что пусть даже Шэй заключенный, но он имеет над Уитакером определенную власть. Он имел власть над всеми нами. Шэй Борн сделал то, что все эти годы моего пребывания на ярусе было не под силу сделать никакой банде, – он сплотил нас.

За соседней дверью Шэй не спеша приводил свою камеру в порядок. Программа новостей заканчивалась очередным видом тюрьмы с высоты птичьего полета. С борта вертолета можно было увидеть, как много народа собралось и сколько еще направлялось к тюрьме.

Я уселся на койку и подумал: но это невозможно….

А потом вспомнил свои слова, сказанные Алме. Это маловероятно. Возможно все.

Я вытащил из тайника в матрасе свои художественные принадлежности, пролистывая зарисовки в поисках наброска с Шэем на каталке, когда его увозили после приступа. Я нарисовал его лежащим на каталке с распростертыми привязанными руками и ногами, с устремленными к потолку глазами. Когда я повернул рисунок на девяносто градусов, уже не казалось, что Шэй лежит. Теперь казалось, что он распят.

В тюрьме люди всегда находят Иисуса.