Джексон уселся рядом и взял ладонь Элис, но она отняла руку, положила ее на ручку кресла и снова стала потихоньку раскачиваться.

— Остерегись. Дети в доме.

— Не могу я остерегаться. Теперь жизнь начинается заново, а осторожность я забыл в прошлой жизни, которой больше нет.

— Ш-ш!

Немного встревожившись, он пристальней всмотрелся в Элис. Ее лицо, недвижное и равнодушное, словно бы чуть постарело по сравнению с вчерашним; Элис выглядела бледной и усталой. Но он с тихим восторженным смехом отмахнулся от этого впечатления.

— Элис, этой ночью я спал так, как бывало только в детстве, хотя и несколько раз просыпался от радости, что надо мной та же луна, которой мы когда-то любовались вместе. Я получил ее назад.

— Я вовсе не спала.

— Бедняжка.

— В два или три ночи я поняла, что не смогу уйти от детей — даже с тобой.

У Джексона отнялся язык. Он поглядел на нее непонимающе, потом у него вырвался смешок — короткий и недоверчивый.

— Никогда! — Элис отчаянно затрясла головой. — Никогда-никогда! Стоило мне об этом подумать, и меня пробрала дрожь, прямо в постели. — Она помолчала в нерешительности. — Не знаю, Джон, что на меня нашло вчера вечером. Когда ты рядом, ты каждый раз внушаешь мне те поступки, чувства и мысли, которые тебе нравятся. Но наверное, уже слишком поздно. Эта затея не похожа на правду; это что-то вроде сумасшествия или сна, вот и все.

Джон Джексон снова рассмеялся, но в этот раз не с недоверием, а с оттенком угрозы.

— Что ты этим хочешь сказать? — требовательно спросил он.

Элис заплакала, прикрывая лицо рукой, потому что по дороге кто-то шел.

— Ты должна объяснить подробней. — Джон Джексон слегка повысил голос. — Что же мне, удовольствоваться этим и уйти?

— Пожалуйста, не говори так громко, — взмолилась Элис. — На улице жара, и я совсем запуталась. Наверное, я обычная провинциалка, не более того. Мне даже стыдно: я тут с тобой объясняюсь, пока муж целый день трудится в пыли и духоте.

— Стыдно, оттого что мы тут объясняемся?

— Да не смотри на меня так! — Голос Элис дрогнул. — У меня сердце разрывается, оттого что я делаю тебе больно. У тебя тоже есть дети, о которых нельзя забывать… сын, ты говорил.

— Сын. — Он забыл о сыне так прочно, что даже удивился. — Да, у меня есть сын.

Джексон начал осознавать все безумие, дикую нелогичность ситуации и все же противился, не желая мириться с тем, что упускает из рук недавнее блаженство. На без малого сутки к нему вернулась юношеская способность видеть мир сквозь дымку надежды — надежды на неведомое счастье, ждущее где-то за холмом; но теперь с каждым словом Элис волшебная дымка рассеивалась, а с нею иллюзии, этот городок, воспоминания, само лицо Элис у него перед глазами.

— Больше никогда в этом мире, — выкрикнул он в последнем отчаянном усилии, — нам не выпадет шанс стать счастливыми!

Но, даже произнося эти слова, он понимал, что шанса и не было; была просто безумная и безнадежная вылазка, предпринятая среди ночи защитниками двух давно осажденных крепостей.

Подняв глаза, Джексон увидел у калитки вернувшегося Джорджа Харланда.

— Ланч на столе, — с облегчением в голосе сообщила Элис. — Джон присоединится к нам.

— Не могу, — отозвался Джон Джексон поспешно. — Спасибо, вы оба очень любезны.

— Оставайтесь. — Харланд, в замасленном комбинезоне, устало опустился на ступени и большим носовым платком стал вытирать лоб под тонкими седыми волосами. — Мы угостим вас охлажденным чаем.