После обеда они сели на такси и час катались по песчаным дорогам, вдоль которых мелькал за деревьями уже зажегшийся звездами океан.
— Я хочу тебя поблагодарить, Джим, — проговорила Амантис, — за все, что ты для меня сделал.
— Пустяки. Нам, Пауэллам, надо держаться вместе.
— Что ты собираешься делать?
— Завтра отправляюсь в Тарлтон.
— Очень жаль, — сказала она ласково. — Поедешь на своей машине?
— Придется. Нужно перегнать ее на Юг, не продавать же за гроши. Ты боишься, что ее угнали из вашего сарая? — внезапно встревожился Джим.
Амантис постаралась скрыть улыбку.
— Нет.
— Мне жаль, что так получилось… с тобой, — хрипло продолжил он, — и… и мне хотелось хотя бы раз сходить к ним на танцы. Зря ты вчера со мной осталась. Может, оттого они тебя и не пригласили.
— Джим, — попросила она, — давай постоим у них под окнами и послушаем шикарную музыку. Бог с ним со всем.
— Они выйдут и нас увидят.
— Не выйдут, слишком холодно.
Амантис дала распоряжение таксисту, и вскоре автомобиль остановился перед красивой георгианской громадой Мэдисон-Харлан-Хауса, из окон которого падали на лужайку яркие отсветы царившего там веселья. Внутри звучал смех, выводил жалобную мелодию модный духовой оркестр, неспешно и таинственно шаркали подошвы танцующих.
— Подойдем поближе, — восторженным шепотом взмолилась Амантис. — Я хочу послушать.
Они пошли к дому, держась в тени развесистых деревьев. Джим настороженно притих. Внезапно он замер и схватил Амантис за руку.
— Боже! — волнуясь, приглушенно вскрикнул он. — Знаешь, что это?
— Ночной сторож? — Амантис испуганно огляделась.
— Это оркестр Растуса Малдуна из Саванны! Я слышал его однажды, и я узнаю. Это оркестр Растуса Малдуна!
Приблизившись, они рассмотрели верхушки причесок «помпадур», потом прилизанные головы мужчин, взбитые волосы дам и даже короткие женские стрижки под черными головными повязками. На фоне непрестанного смеха начали различаться голоса. На веранду вышли двое, быстро сделали по глотку из фляжек и вернулись в дом. Но Джим Пауэлл был околдован музыкой. Он глядел неподвижными глазами и переставлял ноги неуверенно, как слепой.
В тесном уголке за темным кустом они с Амантис слушали. Номер подошел к концу. С океана повеял холодный бриз, Джима пробрала легкая дрожь. Он взволнованно шепнул:
— Я всегда мечтал подирижировать этим оркестром. Один только раз. — Он сник. — Пошли. Пойдем отсюда. Мне, пожалуй, здесь не место.
Джим протянул Амантис руку, но та ее не взяла. Внезапно она вышла из-за кустов и ступила в яркое пятно света.
— Пошли, Джим, — с неожиданной уверенностью позвала Амантис. — Пойдем в дом.
— Как это?
Амантис схватила Джима за руку. Онемевший от ужаса из-за ее дерзости, он отшатнулся, но Амантис упорно тянула его к широкой парадной двери.
— Осторожно! — выдохнул он. — Сейчас кто-нибудь выйдет и нас увидит.
— Нет, Джим, — возразила она твердо, — никто сейчас не выйдет. Сейчас двое войдут.
— Как? — растерянно спросил он, ярко освещенный фонарями под навесом крыльца. — Как?
— Как-как? — передразнила его Амантис. — А так, что этот бал устроен специально в мою честь.
Джим подумал, что она тронулась умом.
— Пошли домой, пока нас не увидели, — взмолился он.
Широкие двери распахнулись, на веранду вышел какой-то господин. |