— А вы представляете, что тут начнется? — Милюков вскочил с места.

Родзянко с холодной улыбкой кивнул.

— Вполне себе представляю, уважаемый Павел Николаевич, вполне себе представляю…

Полковник Кутепов в этот час так же был на заседании. Собрав офицерский совет, он выслушивал мнения и предложения каждого из своих офицеров, продолжая при этом раздумывать над тем, что же делать дальше.

Назначение исполняющим дела главнокомандующего округом и коменданта столицы вовсе не добавили ему оптимизма. До рассветного разговора по телеграфу с Великим Князем Михаилом Александровичем у него хотя бы была надежда на то, что в Петрограде есть кто-то, кто видит и знает больше чем он сам, что есть те, кто точно так, как и Кутепов держат оборону на своих участках, что кто-то вот-вот решительно возьмет командование в свои руки, что в Петрограде вот-вот появятся надежные части с фронта и вся эта революционная кутерьма, наконец, закончится. Однако теперь ему было совершенно ясно, что положение их просто отчаянное, и что не будь этих слухов о чуме, его отряд вероятно прекратил бы свое существование еще вечером вчерашнего дня.

Решительные действия, удержание инициативы, привлечение дополнительных сил за счет нескольких взятых под контроль рот Лейб-гвардии и другие мероприятия — все это лишь оттягивало неизбежный конец. Слишком несопоставимыми по численности были силы, слишком легким и привлекательным был путь анархии и хаоса, слишком много накопилось обид, неудовлетворенности и слишком сильным было желание перемен.

Слухи о чуме, которыми так удачно удалось воспользоваться, позволили сбить накал революционных выступлений и разведка фиксирует почти полное отсутствие людей на улицах. Но Кутепов не строил иллюзий на сей счет и был уверен в том, что не позже вечера все вернется на круги своя. Более того, рассчитывать на то, что у них есть время далее обеда он бы не стал. К тому же нельзя было сбрасывать со счетов действия господ-товарищей из Таврического дворца, которых полковник вполне обоснованно считал куда более искушенными во всяческих интригах, чем он, обыкновенный боевой офицер, пусть даже и из элитного Преображенского полка Лейб-гвардии, пусть даже казармы его и располагались рядом с Зимним дворцом.

Единственным вариантом виделось активное влияние на события, удержание инициативы и принуждение превосходящего по силам противника к постоянному реагированию на твои неожиданные операции, в результате чего тот вынужден будет распылять силы и внимание по всей ширине и глубине фронта, не имея возможности спрогнозировать места нанесения следующего удара. Но для этого отрядам Кутепова нужно не отсиживаться в пассивной обороне удерживая занятые объекты, а предпринимать действия по взятию под контроль новых стратегических точек, вести борьбу за умы солдат гарнизона и жителей столицы.

Полковник прекрасно понимал, что здесь и сейчас влияние психологического фактора велико как никогда. Естественно и там, на фронте, моральный дух влиял на общую дисциплину в войсках и на их устойчивость в бою, но на передовой солдатам по крайней мере было понятно, что германец он вон с той стороны, а русские они вот здесь, в окопах, рядом с тобой. В Петрограде же русскими были все и Рубикон гражданской войны был уже фактически перейден, поскольку в столице уже несколько дней русские стреляют в русских безо всякого колебания. Более того, в отличие от фронта, здесь и переход от одной противоборствующей стороны на другую не просто возможен — он наблюдается весьма регулярно.