Его Императорского Величества Государства и земель Его врагов телом и кровью, в поле и крепостях, водою и сухим путем, в баталиях, партиях, осадах и штурмах и в прочих воинских случаях храброе и сильное чинить сопротивление, и во всем стараться споспешествовать, что к Его Императорского Величества верной службе и пользе государственной во всяких случаях касаться может. Об ущербе же Его Величества интереса, вреде и убытке, как скоро о том уведаю, не токмо благовременно объявлять, но и всякими мерами отвращать и не допущать попытки и всякую вверенную тайность крепко хранить буду, а предоставленным надо мною начальникам во всем, что к пользе и службе государства касаться будет, надлежащим образом чинить послушание и все по совести своей исправлять и для своей корысти, свойства, дружбы и вражды против службы и присяги не поступать, от команды и знамя, где принадлежу, хотя в поле, обозе, или гарнизоне никогда не отлучаться; но за оным, пока жив, следовать буду, и во всем так себя вести и поступать, как честному, верному, послушному, храброму и расторопному воину подлежит. В чем да поможет мне Господь Бог Всемогущий. В заключение же сей моей клятвы целую слова и крест Спасителя моего.
Николай наклонился, поцеловал Евангелие и крест в руках священника. Затем он принес великокняжескую присягу мне, как новому Главе Дома Романовых, после чего подошел и крепко меня обнял, добавив:
— Будь хорошим царем, брат.
Я чувствовал, как дрожат у него руки. Я обнял его в ответ, и мы молча разошлись на свои места — я встал напротив приносящих присягу, а Николай ушел к окну и смотрел куда-то вдаль.
Тем временем к Евангелие подошел генерал граф Фредерикс, Министр Императорского Двора при Николае. Положив руку на Святую Книгу, он заговорил дрожащим голосом:
— Я, генерал от кавалерии граф Фредерикс Владимир Борисович, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом, пред святым его Евангелием, в том, что хочу и должен Его Императорскому Величеству…
Он говорил, а по щекам его текли слезы. Я понимал его. Он был Министром Императорского Двора на протяжении всего срока царствования Николая Второго. Вся его жизнь была служением Императору, он видел в этом смысл своего бытия, оставаясь одним из немногих людей, кому Николай действительно доверял. И вот теперь целая эпоха подошла к концу. Он прекрасно понимал, что я назначу нового человека на его должность, да и как я мог оставить на такой важной должности 79 летнего старика, страдающего от склероза, и которому помощники каждый раз подробно растолковывали азбучные истины перед его докладом Императору. У сентиментального Николая не хватало духу сказать старику о том, что тому пора на покой, ведь царь понимал, что для графа Фредерикса это фактически будет означать конец его жизни.
— Я, адмирал Нилов Константин Дмитриевич, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом, пред святым его Евангелием…
— Я, Свиты Его Величества генерал-майор Воейков Владимир Николаевич, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом…
— Я, полковник Горшков Георгий Георгиевич, обещаюсь и клянусь…
Звучали слова присяги. Все новые и новые люди подходили к Евангелию, и приносили присягу верности мне, Государю Императору Михаилу Второму, Самодержцу Всероссийскому и прочая, и прочая, прочая…
ТЕЛЕГРАММА МИНИСТРА ИМПЕРАТОРСКОГО ДВОРА, КОМАНДУЮЩЕГО ИМПЕРАТОРСКОЙ ГЛАВНОЙ КВАРТИРОЙ ГЕНЕРАЛА ОТ КАВАЛЕРИИ ГРАФА ФРЕДЕРИКСА И. Д. НАШТАВЕРХА ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТУ ЛУКОМСКОМУ
Во исполнение Высочайшего Повеления направляю Манифест об отречении Е.И.В. Государя Императора Николая Александровича и Манифест о восшествии на Престол Е.И.В. Государя Императора Михаила Александровича.
Манифесты направляются для рассылки в войска для приведения чинов к присяге Государю Императору Михаилу Александровичу, а также для приведения к присяге чинов Ставки Верховного Главнокомандующего.
Ген. |