И как мне их вызволять теперь? У меня нет спецназа и здесь не кино. Штурм исключается, а на требования террористов о моем отречении я согласиться никак не могу. Слишком многое было на кону, да и не был я уверен, что даже если я отрекусь, то их обязательно отпустят. Тем более что по утверждениям Кованько, многие из захватчиков либо пьяны, либо находятся под наркотическим действием марафета. А значит, ожидать от них можно чего угодно. Особенно если предположить, что там собралась идейная публика. Такие и на смерть пойдут. Сами пойдут и с собой прихватят.

Все ожидали моего решения, а у меня его не было. Пусть дворец оцеплен, пусть солдаты отделили то крыло Гатчинского дворца, в котором с начала войны располагался госпиталь для раненных, пусть прислуга удалена, пусть подходы и выходы из тронной залы надежно блокированы, но что это меняет? Что можно сделать в ситуации, когда в тронной зале полтора десятка террористов и у них два заложника под прицелом? А у меня нет не то что спецназа, но и даже завалящего снайпера!

Солдаты в оцеплении не обучены действиям в такой ситуации, а потому они сами представляли нешуточную угрозу, ведь от них можно было ожидать любой глупости или непрофессионализма. Да, сюда бы ребят Толика…

— Эй, господа-товарищи!

Все обернулись к двери, откуда донесся крик, усиленный рупором.

— Чего тебе? — крикнул Кирпичников в щель приоткрытой двери, прячась за косяком.

— Император гарантирует прощение и свободу всем, если вы выпустите заложников! Убирайтесь на все четыре стороны отсюда!

Тимофей заметил, как его подельники после этих слов зашептались и поспешил ответить.

— Что он может гарантировать? Он вообще в Орше! Потом скажет, что он ничего нам не обещал! Пусть прибудет сюда и лично нам прогарантирует!

Кирпичников победно посмотрел на товарищей и заявил:

— Ему ехать сюда несколько дней, так что ничего у них не выйдет. Их гарантиям верить нельзя, а самого царя здесь нет.

Он подошел к сидящим на полу заложникам и наклонился к графине Брасовой и сообщил с ласковой издевкой.

— Так что придется вашему папочке перестать быть царем. Поцарствовал и хорош. Теперь народ будет править.

Тимофей приблизил свое лицо к лицу графини и та с отвращением отвернулась, ощутив вонь из его рта. Кирпичников схватил ее за щеки и повернул к себе. Георгий бросился на защиту матери, но главарь захватчиков отбросил его небрежным жестом. Мальчик поднялся с пола вновь кинулся к Тимофею, но тот поймал мальчика за шиворот и держал его на расстоянии вытянутой руки.

Кирпичников вновь приблизился к лицу Натальи Сергеевны и зашипел.

— Сейчас ты подойдешь к двери и крикнешь, что ты требуешь отречения Императора. Пусть ему передадут.

Графиня Брасова яростно мотнула головой и вырвалась из хватки.

— Я никогда этого не сделаю!

Тимофей рассмеялся и тряхнул Георгия.

— Сделаешь. Иначе сыну твоему не жить.

— Я, Государь Император Михаил Второй, гарантирую вам, что если вы отпустите заложников живыми и невредимыми, то вам будет сохранена жизнь и свобода.

Я стоял у баррикады, которая перегораживала вестибюль, глядя на приоткрытую дверь малой тронной залы. Не вести переговоры с террористами? Вот пусть тот, кто это говорит, окажется в ситуации, когда эти самые террористы захватили и обещают убить его семью! Мне нужно вызволить их, а потом я займусь захватчиками. Всерьез займусь. Я обещаю им жизнь и свободу, но любить их я не обещаю. Жизнь и свобода может быть разная, порой такая, что живые, что называется, завидуют мертвым.

— Эй, царь! — проеме двери на секунду показалась и вновь скрылась голова человека, который издевательски прокричал прячась за косяком. — Отрекайся по добру по здорову! А не то твои жена и сын будут убиты! Это говорю тебе я — Тимофей Кирпичников!

Я чуть не взвыл.