|
Места были знакомые, до армии не раз приезжал сюда развеяться — на лоне, так сказать. Вышел на лужок, узрев привычный ориентир прошлых пикников — здоровенный дуплистый дуб с узловато струящимися к земле жилами вековой коры. Постоял, глубоко, как и любой горожанин, дыша воздухом, настоянным на хвое, травах и мхах. Сентябрь. Редкие листики на оголенных осинах, трепещущие в прощально-теплой синеве неба, обреченная тишина осеннего леса. Надо же, скоро зима. А как лето прошмыгнуло, и не заметил в подвале конторы и в яме гаража. А может… уехать куда-нибудь и жить в глуши, в лесу? Без затей, без сутолоки… Нет. Я дитя большого города. И во мне вирусы этого города. Выделяют вирусы токсины, отравляют меня, привыкшего к такому хроническому отравлению, и стоит ли излечиваться от своей болезни, когда столько антител накопилось? Это те, кто из леса в город попадает, бегут обратно больные, оглушенные, подавленные, не приемлющие нашей привычной хвори, а мы без нее не можем, как курильщики без табака.
Я расчехлил пехотную лопатку, подцепил пласт дерна, сунул под него коробку. Потоптался, затрамбовывая почву и пугливо оглядываясь… Ну-с, часть грехов захоронили. Может, и «Волгу» на четвертой передаче в болото спровадить? Жалко… Теперь куца? К Михаилу рано. Прикинул, какая на мне одежка — сойду за иностранца? — и покатил в «Березку». Вошел в чистенький, сверкающим всем иностранным магазинчик, побродил меж стеллажей, заставленных блоками с сигаретами, взял три разных; прихватил пузырек бренди… Дуриком, на смеси ломаного родного языка и относительно чистыми вставками языка не родного, объяснился с кассиршей, сунул в карман шестьдесят долларов сдачи и, довольный, что не прицепились всякого рода особисты, надзирающие за содержимым кошельков советских людей, вышел. На улице возле меня возник парень — плечистый, сноровистый, с загорелым лицом, в яркой спортивной куртке. Складной зонтик висел у него на боку, как пистолет, изогнутой своей ручкой просунутый в петлю для ремня. — Рашн иконами… интересуемся? — с конспиративной хрипотцой зашептал он. Так. Коллега. — Сожалею, корешок, нет, — усмехнулся я, глядя на растерянное его лицо и узнавая это лицо… Тот, в свою очередь, признавал меня… Старый клиент. То ли крыло я ему красил, то ли дверь… Владелец «запорожца» древней модели. Осторожно живет, правильно. — Чего тут пасешься-то? — спросил я недружелюбно. — «Капуста» нужна, — ответил он, явно теряя ко мне интерес. — «Грины»… Две тысячи возьмешь? — спросил я с иронией. — Конечно! — неожиданно согласился он. — Один к четырем. Только тогда так. Денег подзайму и сегодня же здесь, у метро. Выход к стадиону. В семь часов. Я на своем клопе подъеду — увидишь. Откатимся в сторону и махнем… Чтоб не замели у валютки-то… Я обрадовался. Действительно, обменять часть опасных деньжат, чтобы на пару лет рублей хватило и — завершить эпопею. Вернее, затихнуть на эти самые пару лет. Михаила попрошу подстраховать процедуру обмена. В последний раз, скажу… В лес, правда, придется тащиться, покой клада тревожить, но ничего. На минутку решил заглянуть к Олегу. Дать деньги на выкуп бренных останков. Вообще я тут его зауважал: пить он бросил, кропал свои картинки, готовился к выставке… — Кто? — спросили за дверью бдительно. — Я, — дал я конкретный ответ. Дверь опасливо, на малюсенькую щелочку приоткрылась, и в ней показалось чье-то лицо без щек. — Олег… — сказал я, как начало пароля. Щелочка мало-помалу расширилась. |
