Поднявшись по ступенькам и плотно приложив ухо к люку, они прислушались. Тишина. Чуть приподняли люк и снова прислушались. Убедившись, что в сарае спокойно, открыли люк. Свежий воздух, пахнувший весной, слегка кружил голову. Долго стояли у двери сарая.

Еле слышно донесся свисток паровоза. Ночь была ясная, звездная. Скоро должен появиться месяц. Надо было торопиться.

Поминутно оглядываясь, они тихо направились вдоль стены к калитке.

Кругом них были яблони. Они то выстраивались в ровную линию, то разворачивали свой строй. Ване казалось, что эти коренастые, с широкой кроной деревья — их союзники. Они стояли без листьев, чтобы им было лучше видно, и в то же время загораживали от врагов.

Вот и калитка. Она закрыта и подперта колом.

Петр Захарович осторожно открыл ее…

Дверь не скрипнула. Свежий холмик белел недалеко от обрыва. Внизу глухо урчала река.

— Теперь назад.

Обратный путь к сараю проделали быстро, по прямой, перебегая от дерева к дереву. Открыв люк, Петр Захарович встал на колени.

— Давайте наверх, товарищи, — прошептал он, подавая руку.

Гришу вынесли на руках, хотя он и протестовал.

— Ты не спорь, — шепнул Прохор. — Итти далеко. Держись за меня.

Благополучно вышли из сада, перебежали поляну, и только когда спустились в кустарник, в монастыре прогремел выстрел.

— Так! Хватились! — громко сказал Петр Захарович и торжествующе захохотал. — А мы свободны, товарищи. Пока они соберутся в погоню, мы будем далеко, а там и лес родной.

Река огибала город. По берегу дошли до окраины. Максим Савельевич пошептался с Петром Захаровичем и, отделившись от группы, огородами направился в крайний домик. Остальные укрылись в кустах. Через полчаса раздался тонкий свист.

— Ребята, вы оставайтесь здесь, мы скоро вернемся, — сказал Петр Захарович. — Остальные за мной.

Ваня остался с приятелем на берегу.

— Куда они ушли? — спросил Гриша.

— Не знаю. Наверно, чего-нибудь придумали.

— Ваня, а как же мы теперь? Дома никто не знает. Мама, небось, беспокоится.

— Петр Захарович всё устроит. Он обещал. Рана-то болит?

— Начинает пощипывать. Ваня, а что у тебя в узелке?

— Черенки.

— Ты всё с ними таскаешься. Брось!

Ваня сердито посмотрел на приятеля, но ничего не ответил.

Морозило. Ваня был в легком пальтишке и чувствовал, что скоро придётся плясать. Наконец в стороне показались люди. Они волоком тащили к реке большую лодку. Прохор перекладывал кругляши, и лодка двигалась легко. Когда она была спущена на воду, пришел Прохор.

— Пошли, ребята, в лодку. Вниз по матушке по речке поплывем.

— Слушай, Прохор, а как же дома у нас?

— Всё в порядке. Петр Захарович приказал передать, чтобы вас не искали. Ушли с партизанами, и конец.

— А чья это лодка? — спросил Ваня.

— Теперь наша.

На берегу с веслами стоял хозяин лодки. Ваня сразу узнал его. Это был рабочий из ремонтных мастерских. Каждое лето он поднимался на лодке вверх по течению и возвращался обратно с сеном.

Петр Захарович говорил с рабочим, а остальные усаживались в лодку. Ребят посадили ближе к корме и дали по большому ломтю хлеба.

Всё происходило очень слаженно, без слов, в полной тишине.

Петр Захарович попрощался с рабочим и, оттолкнувшись, сел в лодку.

— Счастливо, товарищи! — донеслось пожелание с берега.

Последний раз Ваня смотрел на город.

Как круто повернулась его жизнь! Где они пристанут? Что его ждет впереди?

Рассохшаяся за зиму лодка начала протекать.