| 
                                    
 Ной решает не спрашивать, что такое снег. Видимо, название какого-то растения. 
– Значит, мой сын взял тебя в жены? 
– Да, отче. 
– Он хороший муж? 
Она легко улыбается, обнажая изящные резцы и клыки, острые, как у лисицы: 
– Я не жалуюсь. 
– Хорошо. – Ной тоже одаряет ее улыбкой, и в комнате становится легче дышать. Напряженным остается только Сим. – Если вдруг захочешь пожаловаться, обращайся. 
– Я запомню. 
Хам прочищает горло: 
– Отче, когда у тебя будет возможность, прошу, объясни Симу, что моя жена не явилась из преисподней и не собирается поглощать наши бессмертные души. 
Яфет хохочет, Сим краснеет, а жена Ноя цокает языком. 
– Я никогда не говорил… – начинает Сим. 
– Ты бы его слышал, – не унимается Хам, – спрашивает: «Брат, ты знаешь, кто она?», «Ты знаешь, кто породил ее?» – «Как не знать, – отвечаю, – отец ее породил, торговец с севера, погибший в кораблекрушении под Киттимом». 
Яфет, смеясь, тыкается головой в живот Мирн. 
– В свою защиту хочу сказать, – затягивает Сим, – что мне были явлены все знаки. К тому же ты должен признать, отец, она не похожа ни на одного человека из тех, кого мы видели раньше. 
– Поэтому она мне и нравится. – Хам подмигивает Илии, а она подмигивает ему. 
Ной поднимает руки: 
– Довольно. Илия, прости моего суеверного сына. Он не желает тебе зла. 
Она склоняет голову и мягко улыбается: 
– Он мне его и не делал. 
– Теперь все в сборе, – продолжает Ной. – У нас много работы: построить корабль, собрать животных. Предлагаю распределить обязанности и взяться за дело. 
– Тебе же нехорошо, – ворчит жена, кладя ему руку на лоб. 
Он отмахивается от нее: 
– Потом отдохнем. На улице лес, что с ним делать – известно. Нужно отправиться в путь и собрать тварей Божьих. Промедление опасно. Потоп начнется, а мы не готовы. Нам это надо? 
Никто не спорит. 
  
Глава шестая 
Бера 
  
И всякого скота чистого возьми по семи, мужеского пола и женского… 
– Бог в помощь, – говорит отец моего мужа. – Теперь ступай. 
Вот так. У меня пригоршня медяков, дали в спутники осла, еды на пару недель, а он хочет, чтобы я проехала двенадцать сотен миль. От меня ждут, что я привезу всякой твари по паре, не меньше. Беда людей, полагающих, что Бог поможет, заключается в том, что они искренне в это верят. 
Я еду на юг, к кромке воды к северу от южного моря, стараясь держаться крупных торговых путей. Укутанная в дорожный плащ, я подгоняю осла. (Даже не мула. Перед отъездом он сообщает, что мулы им нужны для тяжелой работы. Я спрашиваю: «А что, моя работа легкая?» – и, разумеется, не получаю ответа.) 
Мимо меня проплывает равнина. На севере все как будто залито белилами, словно близость к Богу лишает красок. Даже небо белое. Люди, живущие там, носят желтую или серую одежду – естественные цвета шерсти и льна. На юге местные окрашивают материю индиго и горчицей, отчего становятся похожи на мухоловок и турманов, стайками порхающих в небе. 
За десять дней я покрыла двести миль. Полупустыня осталась позади. Сейчас я еду через степь, где бледно-зеленая трава смешивается с сухой и желтой. Вокруг меня пьяно порхают оранжевые, зеленые, черно-синие бабочки. Кажется, все существа добиваются в жизни успеха. Только не я. (Мой осел тоже рад бы добиться успеха, но он как-никак всего лишь осел.) 
В полуразрушенной рыбацкой деревеньке я торгуюсь за место на грузовом судне.                                                                      |