— Однажды вечером, — продолжила она свой рассказ, — мадам де Дюра, старшая над свитскими дамами, пришла ко мне и совершенно спокойно объявила, что Фоссез уже несколько месяцев как беременна, что она надеется родить сына и даст возможность Генриху развестись со мной и жениться на ней.
— Боже мой!
— На этот раз мне нужно было постоять за себя. И главным моим противником был Генрих, а он явился ко мне с самым невинным видом и вкрадчиво заявил, что его «доченька Фоссез» страдает от желудка, у нее вздутие, и ей непременно нужно поехать на горячие источники, а я непременно должна составить ей компанию. Но я сама собиралась поехать полечиться в Баньер и отправила его куда подальше. Горячие источники никакой помощи не оказали, и, когда мы все снова встретились в Нераке, даже самым подслеповатым стало очевидно, что вздутие по-прежнему на месте и чувствует себя прекрасно. Охваченная самым нелепым сочувствием к этой девчонке, я предложила ей уехать на два последних месяца в Ма-д'Ажене, отдаленный замок, но она мне ответила, что прекрасно себя чувствует в Нераке и вовсе не беременна. Я не стала больше вмешиваться и предоставила ее собственной судьбе, но в один прекрасный день пришел Генрих и стал умолять меня поместить Фоссез в отдельную спальню, подальше от других моих фрейлин. Неотвратимый час пробил, и на следующую ночь эта глупая индюшка родила девочку, которая не прожила и часу. А Генрих в это время уехал охотиться в окрестности Нерака.
— Думаю, что вы успокоились. Не так ли? — улыбнулась герцогиня.
— Ничуть не бывало. Генрих снова пришел ко мне, причем только для того, чтобы передать жалобы роженицы. Она, видите ли, желала, чтобы ее перенесли в мои собственные покои ради «сохранения ее репутации»! Как вам это понравится? Ну не бред ли? Разумеется, я с возмущением отказалась и тем самым вызвала бешеный гнев Генриха. Индюшка продолжала всячески унижать меня в глазах супруга, а он впитывал каждое ее слово, будто это была апостольская проповедь. Дело дошло до того, что я написала обо всем матери. Она ответила мне: «Возвращайтесь и берите с собой Фоссез. Наварра поедет следом!»
— И он поехал?
— Нет. Думаю, что он несколько опасался гостеприимства своей свекрови, а главное, у него появилась новая любовь. Он влюбился в прекрасную Коризанду, графиню де Гиш, которая держала Генриха в ежовых рукавицах. Спесивая и жестокая, она и впрямь могла стать опасной соперницей. Когда я вернулась в Нерак, я сразу это заметила. Она, ни больше ни меньше, тут же попыталась меня отравить. Но приготовленный ею бульон вместо меня выпила служанка и тут же умерла, бедняжка. Тогда я решила бежать оттуда со всех ног. Тем более что как раз умер мой брат, герцог Алансонский, и Генрих стал наследником французского трона. Я укрылась в Ажене, который принадлежал лично мне, и никогда уже больше не бывала в Нераке.
В голосе Маргариты послышалась грусть, но Лоренца все же отважилась поинтересоваться:
— А что стало с Фоссез?
— Матушка позаботилась выдать ее замуж за некоего Франсуа де Брока, сеньора де Сен-Мар, и мы больше ничего о ней не слышали.
— А на кого она была похожа?
— Я же говорю, на вашу Шарлотту! Такая же молочно-белая кожа, такие же волосы цвета червонного золота, те же пятнадцать лет. С тех пор, как любовь Генриха перешла все разумные пределы, я не раз задавалась вопросом, уж не внесло ли свою лепту в его безумную страсть давнее воспоминание? Он снова готов на все, вплоть до войны, и, естественно, королева в трепете. Не скажу, что мне очень нравится наша королева, хотя она всегда принимает меня с большой любезностью, но я пережила то, что сейчас переживает она, и я ее понимаю.
— Но есть весьма существенная разница между прошлым и настоящим, — тихо сказала герцогиня. — Дофину Людовику исполняется девять лет, Мария — его мать, и ее вот-вот коронуют. |