— А что Мадлена Людвиговна? И нож? — спросил я после паузы.

— Мадлена Людвиговна умерла через несколько лет. Мы поддерживали с ней очень хорошие отношения, часто ходили гулять с Гизом вместо нее, часто у неё чаевничали. Она ещё немало интересного рассказывала нам о своей жизни, да и Шарлотту Евгеньевну удалось разговорить. Глядя на Мадлену Людвиговну, я часто думал — может, верил в это, потому что маленьким был — что она самая настоящая Роза Маленького Принца, и в старости не утратившая своей красоты. Потом, повзрослев, я стал думать и о другом. Я перечитывал «Маленького принца», и… — отец встал, подошел к книжной полке, достал томик Сент-Экзюпери, открыл нужное место и прочел. — «Но вот что поразительно. Когда я рисовал намордник для барашка, я забыл про ремешок! Маленький принц не сможет надеть его на барашка. И я спрашиваю себя: что-то делается там, на его планете? Вдруг барашек съел розу?» Да, Сент-Экзюпери очень хорошо понимал, как могут съесть людей. Это видно и из тех его очерков про Советский Союз, которые мне удалось прочесть, спустя очень много лет. Потому что он видел не глазами, а сердцем. Это ж подумать: в те годы, когда арестовывали просто за знание французского языка, объявляя французским шпионом и приговаривая к расстрелу или к колоссальным срокам лагерей, гувернантка-француженка уцелела! Словно это Сент-Экзюпери провел вокруг неё магический круг, написал «Маленького принца» — и ни один барашек уже не мог войти в пределы этого магического круга, чтобы сжевать розу! — отец положил книгу и задумался на некоторое время. — А нож… надо сказать, милиция сделала подарок Мадлене Людвиговне. Майор несколько раз навещал её, с удовольствием с ней беседовал, а где-то через год привез ей её заявление. Мол, исчезло из дела, и все, и концов не видать, буркнул он. А чего в музей передавать, все равно, мол сопрут, и ещё неизвестно, в какие руки попадет, так вы уж сами распорядитесь. И она распорядилась — завещала ножик самому майору.

— А потом? — спросил Ванька.

— А потом майор отдал ножик Седому. Он как-то старался тянуть парня, интересовался им после произошедшей истории — понравился ему Седой. Кажется, и в офицерское училище Седой не без помощи майора поступил водились там у майора друзья, которые могли похлопотать… В общем-то, сколько-то стал седому заместо погибшего отца. И когда Седому дали короткий отпуск после первых месяцев боев в Афганистане, майор вручил ему этот нож. «Там смерть по пятам ходит, — сказал он. — Так лучше этого ножа тебя ничто не сбережет. Талисман, который любую пулю отведет. А мне, в мирной жизни, он, вроде, и ни к чему.» Но майор ошибся.

— То есть, когда Седой погиб, ножик пропал? — спросил я.

— Да, — коротко ответил отец.

— И песок из Сахары, и золотой локон? — Ванька чуть не плакал.

— Все, разумеется, пропало, — сказал отец. — Вот видите, я вас уже и расстроил. Но… но это, знаете, «печаль моя светла». Во-первых, все эти замечательные люди так и живут во мне. А во-вторых… Потом мы всего раз открывали тайник в рукоятке ножа, и опять все положили на место. Если хотите, нам было совестно лишний раз трогать эти памятки о неведомом нам прошлом. Я согласен с Седым: это вряд ли мог быть локон Мадлены Людвиговны. Но тогда чей? Другой женщины? Какой? Почему? Мне все-таки до сих пор хочется верить, что это был локон Маленького Принца. Что Маленький Принц и в самом деле существовал и путешествовал с перелетными птицами.