Некролога не было, не сообщалось также о месте и времени похорон.

Конечно, от родных и близких Хрущёва многие в Москве узнали о его смерти ещё до получения газет. Стало известно, что похороны состоятся в 12 часов дня на Новодевичьем кладбище. Уже с раннего утра стали подходить люди, чтобы принять участие в церемонии похорон. Преобладали пожилые люди, но много было и молодых. Я подошёл к Новодевичьему монастырю в 10 часов. Среди собравшихся встретил немало знакомых мне старых большевиков, вернувшихся в Москву из лагерей после XX съезда партии. Однако ещё раньше на всех подходах к кладбищу появились усиленные наряды милиции и людей в штатском, монастырь и кладбище были оцеплены войсками внутренней охраны. Никого не пропускали. На воротах кладбища висела большая надпись: «Санитарный день». Мимо кладбища проходила линия троллейбуса, причём остановка была как раз напротив ворот. Но теперь троллейбусы проходили мимо ворот без остановки, высаживая пассажиров за железнодорожной насыпью у Лужников. Часов в одиннадцать к оцеплению стали подходить иностранные корреспонденты, которых пропускали по удостоверениям. Около половины двенадцатого в оцеплении раздались команды, и милиция быстро освободила от людей проезжую часть улицы. Показалось несколько мотоциклистов, но не со стороны Погодинской или Пироговской улиц, а снизу, со стороны набережной. Московские набережные всегда малолюдны, и маршрут траурного кортежа был определён так, чтобы не привлекать внимания. За мотоциклистами довольно быстро двигался грузовик с венками, а за ним на такой же скорости автокатафалк. Следом одна за другой шли 25 — 30 легковых машин разных марок. Ничто в этом быстром движении не походило на траурную процессию.

Конечно, все журналисты, оказавшиеся на похоронах, описали это событие в своих репортажах. Корреспондент «Вашингтон пост» Роберт Кайзер, например, писал: «Я присутствовал на похоронах Хрущёва. КГБ постарался, чтобы простых граждан не допускали к Новодевичьему в тот сырой и серый осенний день. Были только переодетые агенты, иностранные журналисты, родственники и несколько близких друзей. Из новых правителей не пришёл никто, но ЦК и Совет Министров сообща прислали большой венок. Прислал венок и Анастас Микоян, тихо живущий в почётной отставке. Преемники Хрущёва явно хотели, чтобы проводы его из этого мира прошли как можно незаметнее.

Однако некоторый драматизм в событие удалось внести 36-летнему сыну Хрущёва Сергею. Вскоре после того, как открытый гроб установили на платформе возле могилы, Сергей поднялся на кучу вырытой земли и обратился к толпе с речью. Мы все стояли неподалёку в узких проходах между соседними могилами.

«Мы просто хотим сказать несколько слов о человеке, которого хороним сейчас и которого оплакиваем, — начал он. Потом замолк на минуту, собираясь с силами. Губы его дрогнули. — Небо плачет вместе с нами, — сказал он: закапал мелкий дождь. — Я не буду говорить о великом государственном деятеле. В последние дни газеты всего мира уже высказывались об этом. Я не буду оценивать вклад, который внёс Никита Сергеевич, мой отец. Я не имею права на это. Это дело истории… Единственное, что я могу сказать, что он никого не оставил равнодушным. Есть люди, которые любят его, есть и такие, которые его ненавидят. Но никто не мог пройти мимо него, не обернувшись… От нас ушёл человек, имевший полное право называться человеком. К сожалению, настоящих людей среди нас немного… »

Потом провожающим дали возможность пройти мимо гроба. Маленький оркестр играл траурные марши. Хрущёв покоился на алом атласе, одетый в чёрный костюм и белую рубашку с черным галстуком. Губы его были непривычно поджаты, на лицо лёг восковой налёт, но знаменитый профиль оставался неизменным. Кто-то держал над его изголовьем зонт, продолжал лить дождь.

Когда все, кто хотел, прошли мимо гроба, плачущая жена Хрущёва коснулась рукой лба своего мёртвого мужа.