В первый миг Милгрим подумал, будто там что-то не так с компьютером, потом сообразил, что кобальтово-синее пятно – это костюм Бигенда.
– С вашего позволения, – сказала Памела.
Она взяла тубус и передала любимице Милгрима в модельерской команде Бигенда – молодой француженке, которая на сегодняшнее заседание пришла в шотландской юбке и кашемировом свитере.
– Фотографии есть? – спросила Памела.
– В сумке, – ответил Милгрим.
Покуда сумку ставили на стол и открывали, на окнах бесшумно опустились автоматические жалюзи. Сверху зажглись лампы, Милгримовы кальки аккуратно развернули на освещенном столе. Фотоаппарат, лежавший в сумке поверх одежды, теперь передавали вдоль стола из рук в руки.
– Ваше лекарство, – сказала Памела, вручая ему упаковку.
– Прошу садиться, – произнес Бигенд, вставая.
Милгрим сел справа от Памелы. Кресла были суперэргономичные, то ли швейцарские, то ли итальянские. Соблазн понажимать торчащие из-под сиденья рычажки был очень велик, но Милгрим сдержался.
– Похоже на бундесверовскую натовскую форму, – заметил кто-то. – Штанины – типичные пятьсот первые «ливайсы».
– Но не верх, – возразила девушка в шотландской юбке и кашемировом свитере. – Двух защипов нет, посадка ниже.
– Фотографии, – произнес Бигенд (он стоял у француженки за спиной).
На плазменном экране в полутьме лондонского конференц-зала появилась бирюзовая пластиковая стойка семейного ресторана «Предместье» и на ней – штаны цвета «койот».
– Карманов для наколенников нет, – произнес молодой человек, американец.
– Нам сообщили, у них новая система крепления наколенников, – с медицинской серьезностью проговорила француженка. – Но я ее здесь не вижу.
Все молча смотрели на меняющиеся слайды.
– В какой мере они тактические? – спросил Бигенд, когда первая фотография появилась во второй раз. – Это модель для контракта с министерством обороны?
Тишина. Затем:
– Уличная одежда.
Говорила французская девушка, и говорила уверенно.
– Если это для военных, то не для американских, – добавила она.
– Он сказал, нужны ластовицы, – вставил Милгрим.
– Что? – мягко спросил Бигенд.
– В шаговом шве. Чтобы не тянули при спуске дюльфером.
– Вот как, – сказал Бигенд. – Отлично. Просто отлично.
Милгрим осторожно отпил первый глоток кофе.
СВЧ-пушка на Фрит-стрит
– Пострадали ли животные при создании этого анекдота? – спросила она.
– Я люблю животных, – объявил Милгрим, американец, с которым Бигенд познакомил ее в «Синем муравье». Сказано это было удивленно, как будто Милгрим обнаружил за собой любовь к животным только сейчас; имени его Бигенд не назвал, только фамилию.
После того как Клэмми затолкал белый пластиковый пузырек Колд-FX в карман узких «хаундсов» и вышел из «Старбакса» под ненадолго проглянувшее солнышко (он решил вернуться в студию), Холлис немного постояла на мокром Голден-Сквер, затем – бесцельно, как уверяла себя, – побрела по Аппер-Джеймс в сторону Бик-стрит. Справа за первым перекрестком она увидела здание «Синего муравья» в точности там, где помнила, и вдруг поняла, что тайно надеялась не обнаружить его на месте.
Она нажала кнопку домофона. «Да?» – ответили круглые дырочки над кнопкой.
– Холлис Генри, к Губерту. |