Человек вскидывается. Спутанные волосы, на лице — ужас. Секунду мы смотрим друг другу в глаза, и вой стихает. Я мысленно киваю. Все, только один взгляд. Стук, стук. Я снова играю в мяч, а человек завороженно смотрит. На асфальте ветер пошевеливает желтые листья.

Стук, стук. Появляется, нарастает металлический шум. Будто открывается где-то дверь в подвал, и оттуда… Судя по вою, это Сэди. «Хорошая, люблю», — проскальзывает мысль под моей здешней невозмутимостью. Только Сэди умеет выть так, чтобы у человека внутри не только кровь стыла, но и селезенка изморозью покрывалась.

Краем глаза поглядываю на Рваную Рубаху. Он, естественно, так и стоит на месте. «Беги, что ли», — думаю я, как всегда, но, как всегда, он стоит, будто его в землю вкопали. Со стороны домов что-то хрустит и в нашу сторону движется… Стук, стук.

Рефлекторно стараюсь попасть в унисон с шагами. Смотреть необязательно. Я знаю, что сейчас испуганный человек замечает огромную тень, делает движение в сторону и начинает неловко бежать, поминутно оглядываясь и спотыкаясь. Силуэт в тенях ускоряется. Поворачиваюсь спиной к удвоенному стуку шагов — погоня будет недолгой. Уже через минуту все заглушает душераздирающий вопль и хруст. Я ловлю мяч и вздыхаю. Фонари начинают сливаться с темнотой…

Примерно так все и происходит.

* * *

Двое в комнате помолчали, шурша бумагами.

— Что-то долго Гастон копается. Не пойти ли поглядеть?

— Оставь. Долго — значит, так надо. Он же профи.

— Как скажешь, шеф, — недовольно сказал второй.

Положим, еще полчаса он потерпит. Я крадучись подошла к окну. За стеклом метались желтые липы, в щели задувало. Так, значит, моя темница была в полуподвале. А это — такой высокий первый этаж. Считай, второй. И широкий карниз. Не заперто, но… Рискнуть, что ли? Или проверить другие выходы, для очистки совести?

Через пару минут я убедилась, что, кроме обиталища тех двоих да двери в подвал, остальные заперты. И мой псевдозолотой ключик к ним не подходит. Осторожничают бандиты. Ну и ладно. Небось та четверка, которая меня вязала, сидит где-то там. Пусть дальше сидит.

Я вернулась к окну. Попытка у меня одна, как у сапера: услышат — сменю в подвале Гастона. А ведь там даже крыс нет…

Створка поддалась. Я задержала дыхание и плавно повела ее на себя. А-а-ап — можно выдыхать. Да, допуск «единица» — это еще и повышенное везение. Немного, но мне хватает. Вот как сейчас. Чуть правее окна — пожарная лестница.

«Старт, Алька!» — сама себе сказала я. У Костика это всегда выходит звонко и значительно. Получается, конечно, как в кино. Мы все по фильмам учились: раньше такой службы, как наша, в объективной реальности не было. Просто нашелся один какой-то гений. Как всегда это бывает. Придумал контур. Потом другой гений приспособил контур под нужды телекома. А третий ничего особенно придумывать не стал, зато нанял нейропсихолога. Ясен пень, гениального. Который разработал классную методику (да, я тоже ничего не поняла). Не то чтобы от меня чего скрывали, с моим допуском даже, наверное, схему контура показать могут, но мне это как-то не очень надо. Мне достаточно знать, что в результате появились мы — Служба.

Так что, если какие претензии, то не обессудьте: Служба такая.

Шучу.

Мы все так шутим. И Костик, и Брэд, и другие. Даже Тинка так говорила. Сейчас ей не до шуток. И не до заказов: говорят, она теперь в клинике неврозов по часам витамины пьет.

У нее был допуск «десятка». Маловато, вообще-то, сорвется с вероятностью десять процентов. Зато талант. В условиях нашего тогдашнего кадрового недокомплекта Тинку, конечно, взяли.