Я почувствовала, как мои щеки вспыхнули от смехотворного удовольствия его комплимента.

– Спасибо. – Под столом я старалась держать свои колени подальше от него, а на столе избегала любого контакта с его рукой. Его рука выглядела загорелой, мужественной и лениво мощной на белоснежной скатерти.

Я знала, что есть только один способ закончить этот вечер нормально, мне стоит взять инициативу в свои руки и вести разговор так, как я хочу. Я убрала слегка дрожащие руки со стола и положила их на колени.

– Юлия – прелестная девочка, – начала я. – Расскажите мне о ней. Что случилось с ее родителями?

– Они умерли год назад, – резко заявил он. Его глаза вдруг стали похожи на холодные камни. Плоские и совершенно безжизненные.

Я вспомнила ее рисунок, и мое сердце заболело за нее. Я потеряла маму, когда мне было шесть лет, поэтому знала, как больно потерять даже одного родителя.

– Очень жаль это слышать.

Он рассеянно кивнул, но его пальцы так крепко сжали ножку бокала, что она чуть не треснула.

Я видела, что он не хочет продолжать эту тему, но мне нужно было больше узнать, чтобы понять, что происходит с Юлией.

– Как она восприняла их смерть? Поняла, что они ушли навсегда?

Он вздохнул.

– Она ни разу не спросила ни об одном из них с того момента, как я сообщил ей об их кончине. Она еще ребенок, но иногда мне кажется, что она слишком взрослая.

Я кивнула в знак согласия.

– Я тоже это заметила, когда была с ней сегодня. Она выбирает вопросы, на которые хочет получить ответы.

– Она не всегда была такой. Когда то мы с ней были очень близки. Она обычно ждала, когда я приеду к ним домой и возьму ее покататься на своей машине. Я открывал люк, она вставала на сиденье. Ей это нравилось.

– Она больше так не делает? – Спросил я.

– Нет. Сейчас ее интересует только уединенная жизнь. Читать, рисовать, играть в свои игры.

– Понятно. Ее родители умерли год назад, но Юлия перестала разговаривать полгода назад?

Он нахмурился.

– Да. Это случилось, когда я был в командировке четыре дня. Когда я уезжал, она говорила нормально, но к тому времени, когда я вернулся, она совсем перестала говорить.

– Что то случилось, пока вас не было?

Он покачал головой.

– По словам моих сотрудников, нет. Они утверждают, и я им верю, что ничего экстраординарного не произошло, пока меня не было. Юлия просто проснулась однажды утром и то ли потеряла дар речи, то ли решила по какой то причине больше не говорить. Сначала я думал, что она играет, но время шло.…

– И это не связано с ее физиологией?

– Это первое, что я проверил. Все необходимые анализы сделаны. Со слухом и речью все нормально. Ее психолог назвал это отсроченной травмой, и если бы она не была лучшей в своей профессии, я заподозрил бы, что она придумала этот диагноз на лету.

Он помолчал, на лбу у него залегли морщины.

– Я думаю, что этот диагноз имел бы смысл, если бы у Юлии не было периода скорби. Но это не так. Она плакала, и ей потребовалось много месяцев, чтобы выбраться из своей скорлупы, но она это сделала. Ей день ото дня становилось лучше, она почти уже свыклась с их смертью и вдруг, бум, она замолчала. Я пробовал ее соблазнить чем угодно, включая поездку в Диснейленд, но ничего, что я предлагал, на нее не действует. Она отказывается участвовать. Иногда у меня создается впечатление, что она чего то ждет.

– Ее родители... это был несчастный случай?

И снова его лицо превратилось в жесткую маску.

– Не думаю, что это имеет значение. Разговор об этом только причинит ей еще больше боли.

Резкость его ответа одновременно удивила и задела меня. Я старалась не принимать это близко к сердцу.