Когда ван Дейк приблизился к дому, где она лежала, оттуда вышел старик.

– Теперь надежда только на шамана, – горестно сказал тот.

Навыки шаманов превосходили способности простого знахаря. Они общались с духами и знали тайные заговоры. Если помочь могли только они, то больная лежала при смерти.

– Что за болезнь? – спросил ван Дейк.

– Лихорадка. – Старик ответил неуверенно, однако поморщился. – На коже… – Похоже, он говорил об оспенной сыпи.

Старик тихо удалился.

Оспа. Голландец содрогнулся. Болезни были величайшим проклятием, которое навлек на Америку белый человек. Грипп, корь, оспа – обычные хвори Старого Света, против которых у индейцев не было иммунитета. Вымирали целые деревни. Местное коренное население уже сократилось, наверное, на добрую половину. Корабли белых людей привезли с собой малярию, а также сифилис. Но самым страшным подарком была оспа. Только за последний год этот бич почти целиком выкосил целое племя, обитавшее южнее Новых Нидерландов, после чего добрался даже до Нового Амстердама.

Неужели оспа?

И тогда он совершил ужасный поступок. Конечно, понятный. Ему приходилось думать о себе, жене, детях, праведных жителях Нового Амстердама. Пастор сказал бы ему: думай о большем благе. О да, ван Дейку было чем оправдаться. Он правильно сделал, когда помедлил у входа и после, чураясь даже Бледного Пера, поспешил в лодку и отплыл вниз по реке.

Но разве нельзя было подождать, не улепетывать как трус? Он бросил свою индейскую подругу в тот самый час, когда ее родня готовилась оказать ей поддержку. Ребенка-то уж мог повидать? Его по сей день мучил чудовищный, убийственный стыд. По нескольку раз в год он просыпался посреди ночи в слезах от ужаса перед содеянным.

Он вернулся месяц спустя и нашел Бледное Перо под опекой ее многочисленного семейства. Ему было сказано, что ее мать скончалась на следующий день после его отъезда, но не от оспы, а от кори.

Он постарался наладить отношения с дочерью и приезжал ежегодно, когда ее народ поминал усопших. О мертвых было не принято говорить, за исключением этого торжества, когда живые молились об их душах. Этим и занимался ван Дейк на протяжении нескольких дней перед тем, как увез с собой Бледное Перо.

– Расскажи обо мне, когда я была маленькой.

– Нам пора, – сказал он, – но я расскажу на ходу.

Они покинули земляничную поляну и вновь отыскали старую индейскую тропу. Ван Дейк ехал медленно и старательно вспоминал мелкие события ее детства, дни, проведенные с ней и ее матерью. Бледному Перу нравилось. Спустя какое-то время он, хотя она не устала, посадил ее перед собой на коня.

Они достигли вершины Манхэттена задолго до сумерек и разбили лагерь на возвышенности поверх каких-то индейских пещер. Завернувшись в одеяла, легли и стали смотреть в чистое звездное небо.

– Ты знаешь, где сейчас мама?

– Да. – Он был знаком с индейскими верованиями и указал вдоль Млечного Пути. – Ее дух вознесся по звездной тропе на двенадцатое небо. Она пребывает с Создателем всех вещей.

Она долго молчала, и он уже решил, что заснула, но тут она сонно произнесла:

– Я часто думаю о тебе.

– И я о тебе.

– Если меня не увидеть, то можно услышать.

– Научи.

– Слушай голос ветерка, поющего в соснах. Вот и услышишь меня.

– Буду слушать, – ответил он.

Утром они спустились к воде и обнаружили большое каноэ с двумя индейцами. Оно отчалило, и Дирк ван Дейк поехал домой.