Но когда этот метроном хоть на мгновение прекращал свою всегдашнюю «деятельность», в характере Чехова обнаруживались такие черты, которые в обычное время ему неизменно удавалось подавлять и обуздывать. Вспомним его запальчивые письма о своем «благовестителе» Д.В. Григоровиче - после истории с «Лешим» (14, 416,420) или его мелочные и пресные письма к жене, совершенно лишенные обаятельной чеховской сдержанности и его безупречного литературного вкуса (19 и 20).

Читая эти немногие, если можно так выразиться, античеховские письма, мы видим, как велика была его работа над собой, чтобы стать тем Чеховым, каким мы знаем его по огромному большинству его писем, по всем его книгам и бесчисленным мемуарам о нем.

Воспитывал он себя всю жизнь, но особенно круто - в восьмидесятых годах. И знаменательно, что именно в этот период в его переписке начинают все чаще встречаться слова: «невоспитанность», «воспитание», «воспитанные люди», «воспитывать». Видно, что эта тема горячо занимает его. Он пишет еще в 1883 году:

«У наших гг. актеров все есть, но не хватает одного только: "воспитанности"» (13, 54).

И позже:

Публика «…дурно воспитана…» (14, 257).

«Человек… воспитанный и любящий не позволит себе…» и т.д. (14, 277).

«Недостаток же у тебя только один… Это - твоя крайняя невоспитанность» (13, 196).

«Мы можем сделать неравенство незаметным. В этом отношении многое сделают воспитание и культура» (12, 199).

«Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную, невоспитанную» (18, 89).

И т. д. и т. д. В устах Чехова эти слова имели в то время особенный смысл. Воспитанным называл он того, кто, подобно

'П. А. Сергеенко. О Чехове// Сб.: О Чехове. М., 1910. (Курсив мой. - К.Ч.) ему, долгими усилиями воли сам вырабатывал в себе благородство. В этом самовоспитании, в этой победе человека над своими инстинктами он видел отнюдь не самоцельную психогимнастику, а долг каждого человека перед всеми другими людьми, так как общее благо, по его убеждению, в значительной мере зависит от личного благородства людей.

Выйдя из рабьей среды и возненавидев ее такой испепеляющей ненавистью, которая впоследствии наполнила все его книги, он еще подростком пришел к убеждению, что лишь тот может победоносно бороться с обывательским загниванием человеческих душ, кто сам очистит себя от этого гноя. И так как два основных порока всякой обывательской души показались ему особенно мерзкими: надругательство над слабыми и самоуничижение пред сильными, - именно их он и решил истребить в себе начисто. Первый из них в его бесчисленных формах - грубость, заносчивость, чванство, надменность, высокомерие, зазнайство, самохвальство, спесивость - он словно выжег в себе каленым железом, со вторым же справиться было гораздо труднее. Потребовались героические усилия 1юли, чтобы рожденный в "приниженном, скопидомном быту, где кланялись каждой кокарде и пресмыкались перед каждым кошельком, мог выработать в себе такую великолепную гордость. Об этом повествует он сам в знаменитом письме к Су-норину:

«Напишите-ка рассказ?tom, как молодой человек (то есть сам Чехов. - К.Ч.), сын крепостного, бывший лавочник, певчий, гимназист и студент, воспитанный на чинопочитании, целовании поповских рук, поклонении чужим мыслям, благодаривший за каждый кусок хлеба, много раз сеченный, ходивший но урокам без калош, дравшийся, мучивший животных, любив-IIIий обедать у богатых родственников, лицемеривший и Богу и людям без всякой надобности, только из сознания своего ничтожества, - напишите, как этот молодой человек выдавливает m;i себя по каплям раба и как он, проснувшись в одно прекрасное утро, чувствует, что в его жилах течет уже не рабская кровь,,i настоящая человеческая» (14, 291).