*

рассказы, но никаких усилий не делает, чтобы стать

бия, как у многих писателей нынешних. У нас, у всех есть любовь к тому делу, над каким мы трудимся

Расспрашивал Антон Павлович меня и о первом представлении пьесы Горького «На дне» и об ужине, который стоил 800 рублей и что за такую цену подавали? изображая Горького, говорил: Рыбы первым делом и какой-нибудь этакой, чорт ее дери совсем, чтобы не рыба была, а лошадь, о _ о

Чехов очень смеялся, а особенно замечанию профессора Ключевского, который был беспечно-спокоен, мирно-весел, чистенький, аккуратный, в застегнутом сюртучке, слегка склонив голову на бок и искоса, поблескивая очками и своим лукавым оком, мы стояли рядом, и он тихо сказал:

Лошадь! - Это, конечно, по величине приятно. Но немножко и обидно. Почему же непременно лошадь? Разве мы все ломовые? Что думал он о смерти?

Много раз старательно-твердо говорил, что бессмертие, жизнь после смерти в какой бы то ни было форме - сущий вздор:

- Это суеверие. А всякое суеверие ужасно. Надо мыслить ясно и смело. Мы как-нибудь потолкуем с ^ами об этом основательно. Я, как дважды два четы ре, докажу вам, что бессмертие - вздор.

 99

Но потом несколько раз еще тверже говорил противоположное:

Ни в коем случае не можем мы исчезнуть после смерти. Бессмертие - факт. Вот погодите, я докажу вам это…

Последнее время часто мечтал вслух:

Стать бы бродягой, странником, ходить по свя тым местам, поселиться в монастыре среди леса, озера сидеть летним вечером на лавочке возле монастырских ворот…

Его «Архиерей» прошел незамеченным - не то что «Вишневый сад» с большими бумажными цветами, невероятно густо белевшими за театральными окнами. И кто знает, что было бы с его славой, не будь «Мужиков», Художественного театра!

Мы с Найденовым уже были в конце декабря на отлете. Чехов рассказывал мне о своем пребывании в Ницце, о М. М. Ковалевском, о консуле Юрасове, давал советы относительно здоровья и, как всегда, уверял, что я проживу до глубокой старости, так как я «здоровенный мужчина» и опять в который раз уго1

варивал писать ежедневно, бросить «диллетантство», а нужно относиться к писанию «профессионально»…

И не думал я в те дни, что они - наше последнее свидание.

Часа в четыре, а иногда и совсем под утро возвращалась Ольга Леонардовна, пахнущая вином и духами…

- Что же ты не спишь, Дуся?.. Тебе вредно. А вы тут еще Букишончик, ну, конечно, он с вами не скучал! быстро вставал и прощался.

 *

Перед Рождеством мы с Найденовым уехали за границу.

Ниццу Чехов прислал мн$ поздравление с Новым годом, но тон письма был невеселый, он сообщал, что его пьеса еще не шла, и неизвестно, когда пойдет, а письмо помечено о января, ь письме чувствуется нежность, забота, спрашивает, что я ем? рекомендует есть цыплят и голубей, сокрушается, что судака Кольбер там нет. Кончает: «целую вас и обнимаю», а после подписи: «А у нас сегодня солонина и индейка!».

день его Ангела была премьера «Вишневого сада», театр устроил ему чествование, которое его, конечно, очень утомило.