– Таня, вернись, – отчаянно прокричала Лена в пустоту, свесившись в проем лестничной клетки.

Ей никто не ответил.

Лена с Евой вернулись в гостиную, где сидела притихшая расстроенная Ляля.

– Вот зачем ты к ней прицепилась? Тебе этих твоих подписантов мало? Их бы и учила жизни! – вспылила Ева.

– Так нельзя, девочки! – виновато заерзала Ляля. – Я одна ей говорю правду. Киселёва же вообще на себя рукой махнула. Сначала лучшие годы потратила на этого Диму Динамо, а теперь вообще живет, как будто она на пенсии. Ее даже нет в социальных сетях. Вообще. Представляете?! Человек – ноль подписчиков! Как ни крути, это диагноз!

– И что с того, что нет в соцсетях? – усмехнулась Ева. – Я тоже там не бываю – некогда, знаешь ли, работаю аки пчела. Да и вообще – не всем же быть блогершами?!

– Ну так она и дальше будет дружить со своими собаками! – пожала плечами Ляля.

– Да оставь ты ее! Пусть дружит с кем хочет! – отрезала Ева.

Ляля заплакала:

– Так я же хочу как лучше. Я из любви к ней!

– О, вот из благих побуждений, как известно, и творят самые жуткие вещи на свете, – заметила Ева, – короче, оставь Таньку в покое.

Лена вздохнула:

– Вот где она сейчас? Новый год через пятнадцать минут! Ведь она даже домой до полуночи не сможет добраться. А как встретишь Новый год, так его и проведешь!

Ляля заметалась по комнате, по видимому, отчаянно переживая. Она подбежала к окну и вдруг увидела в освещенном фонарями сквере, напротив Лениного дома, знакомую фигуру. Таня сидела на лавочке и плакала.

Ляля бросилась к дверям. Лена только и успела, что натянуть на нее свою шапку. И Ляля, в платье и туфлях, ринулась в подъезд.

– Да хоть пальто надень! – крикнула Лена.

Но какое там! Ураган с женским именем Ляля уже умчался прочь.

Лена видела из окна, как Ляля в своем феерическом платье с блядским разрезом до уха бежала через сугробы. В какой то миг Точкина поскользнулась, упала в снег и, видимо, порвала платье, потому что оно треснуло на ней окончательно. Ленина шапка с помпоном в комплекте с этим платьем смотрелась на Ляле феерически. Какой то старичок пенсионер, выгуливающий таксу, даже отшатнулся от странноватой рыжей гражданки, а его таксик недовольно затявкал.

Ляля бросилась к плачущей на лавочке Тане и обняла ее.

– Ну что там? – спросила Ева у Лены, не вставая с дивана.

Ева устала – прошлая смена у нее была рабочей; увы, в ресторанной индустрии новогодние дни самые жаркие. Три дня подряд в ее ресторане отмечали корпораты, и Ева вообще не высыпалась.

– Мирятся, – предположила Лена, – о, точно мирятся!

Ляля прижала Таню к себе, как драгоценность, и облобызала ее, отчего Танино лицо мгновенно стало напоминать сплошной мольберт.

Лена высунулась из окна и закричала:

– Да давайте быстрее, дуры! Новый год, Новый год же! Не успеем!

– Успеем, девушка! – ответили Лене гогочущие подростки, проходившие под окнами. – С наступающим!

Ляля с Таней ворвались за пять минут до Нового года. И вот так – Таня в шубе, перепачканная помадой, Ляля в рваном заснеженном платье – взволнованные подруги взметнули бокалы и закричали «ура ура!». Часы пробили полночь, и начался отсчет нового времени.

– Успели, – выдохнула Ева, – с Новым годом всегда такая штука, вы заметили? Кажется, что не успеешь, но всегда успеваешь, да?

– Д а а а, – замычали барышни под просекко и вкуснейшие Ленины салаты.

А потом они выпили за наступивший год и «за культуру!».

И вот уже далеко за полночь, когда наступил самый душевный час, когда подруги немного устали и переместились из за стола на широченный Ленин диван, Таня вдруг спросила:

– А помните, как мы встречали две тысячи пятый год? Двенадцать лет назад! Как давно это было! И ты, Лена, пела «Чайку с розовым крылом»?

Лена улыбнулась:

– Да, кажется, это было сто лет назад.