Ровена и иже с нею были лишь неприятной занозой, — но не более, и Дамон не собирался тратить на них слишком много времени. Черная флейта плавно поползла к губам, и магесса стала белее белого.

Надо отдать должное, Светлые сражались достойно, не взирая на раны и потери — до последнего вздоха. Только это не имело никакого значения — все живое, что находилось в радиусе слышимости флейты, — падало замертво на втором или третьем аккорде. И противопоставить этому жуткому оружию было нечего: это ж не меч или посох, его не сломаешь в поединке. И того, кто связан с Властелином судьбой, кому судьба позволила бы остановить творившееся безумие, — здесь не было.

Последним из паладинов Совета оставалось только мужественно взглянуть в лицо разбуженной смерти.

Черная флейта приникла к губам своего создателя нежнее самой ласковой возлюбленной. Чистый трепетно-печальный звук, некстати вызывающий в памяти нечто хрупкое и возвышенное, как прозрачный лепесток, медленно оседающий на поддернутую рябью от прохладного ветерка воду, — разнесся над местом битвы.

Раз…

Но прежде чем раздалась вторая трель убийственно прекрасной мелодии, случилось нечто, на что никто не обратил внимания в первый момент: прогоревшие веревки лопнули под весом, и обожженное тело юноши рухнуло на поленья к подножию столба.

Флейта замерла.

Конечно, это был не более, чем самообман, плод расстроенного воображения, готового сыграть и не такую шутку с помутившимся от горя и гнева рассудком, но оказалось достаточно одного еле слышного стона, вроде бы сорвавшегося с бескровных изорванных губ, что бы изысканное, но от этого не менее смертоносное оружие было забыто. Как и все возможные враги на свете.

Даже если этот стон действительно был, разве возможно было расслышать его сквозь буйную пляску Сил и Стихий вокруг? И тем не менее, в следующую секунду истаивают и молнии, и черные вихри, и ураган уносится прочь, что бы остался лишь человек — на коленях, в пепле, судорожно прижимающий к груди безжалостно обглоданное огнем тело. Вздрагивающие губы шепчут имя…

Он не видел и не слышал ничего вокруг, и замешательство Ровены длилось всего лишь минутой дольше — сейчас было достаточно одного точного удара обычным мечом, что бы завершить этот причудливо затянувшийся Агон…

Они шагнули вперед одновременно: абсолютно потерявшаяся в происходящем Алагерда и наполовину преобразившаяся Раинн, распахивая когтистые крылья, только вампирка оказалась ближе и быстрее. Первая — так и не вступила в бой, вжимаясь в пресловутый столб с другой стороны. Вторая — очевидно, не собиралась вмешиваться в схватку, где ее помощь и так была не нужна.

До поры.

Это не было осознанным решением. Собственно, это вообще не было решением, просто волшебница метнулась во вновь сгустившийся сумрак, отчаянно тряся все еще пребывавшего в прострации Дамона за плечи.

— Очнись же! Слышишь меня! Очнись! Уходи! Уходи же!

Черные глаза смотрели так, как будто Дамон находился в трансе. А между тем, речь шла не о победе Раинн, а о том, что бы она смогла продержаться подольше. Светлые хотя и были основательно вымотаны, но вампирка в отличие от мага не могла пользоваться подпиткой из Башни, не говоря уж о том, что стоял белый день, а она была вынуждена не только драться, но и прикрывать от ударов его самого.

— Уходи! Прыгай же на пути! И ты, и она еще успеете отступить! Пожалуйста, уходи! — кричала Алагерда ему в лицо, и что-то дрогнуло в живых озерах мрака.

Дамон потратил еще одно короткое мгновение, что бы оглянуться на Раинн, и рывком поднялся с колен.