Громадные ели держали на разведенных лапах ватные слои снега. Они напоминали танцоров, застывших в чинном менуэте. На тонких ветвях березок снег лежал прямыми столбиками, подчеркивая рисунок крон.

— Как красиво! — восхитилась Зина — Я не была за городом два года, а зимой и того больше. Забыла, что существует такая красотища. А тихо! У нас была дача, мы очень любили туда приезжать, но пришлось ее продать, когда бабушке делали операцию на сердце.

Петров присел на корточки и проверил крепления на ее лыжах.

— Помогло? — спросил он.

— Что? — не поняла Зина.

— Операция.

Зина не сразу сообразила, потому что говорила автоматически, словно сама себе. Любовалась природой.

— Не очень, — вздохнула она.

— Так, — распорядился Петров, — я обновляю лыжню, ты идешь следом.

Он хотел посмотреть, как ходит на лыжах Зина, и в зависимости от ее спортивной формы выбрать маршрут: идти по большому кругу или срезать путь по центру леса, где была проселочная дорога.

Зина споро и технично перебирала ногами. Петров решил, что большой круг она осилит. Он перестал оглядываться на Зину, приноровился к скольжению, вошел в ритм и побежал вперед, наращивая скорость.

Павел остановился у длинного подъема на горку. Зина сильно отстала. Когда она подъехала, Петров посмотрел на нее и пожалел, что решился идти по большому кругу. Зина тяжело дышала, румянец на щеках пропал.

— Запыхалась? — спросил он. — Давай отдохнем.

— Чуть-чуть, — согласилась Зина, — я немного отвыкла.

Подул ветер. Он приятно холодил лицо Павла. И мог надуть разгоряченной Зине очередную пневмонию.

— Застегни куртку! — велел Павел.

Он забрал у Зины лыжные палки и соединил их со своими. Надел на плечи петли, а Зине велел держать кольца ее палок. Зина оказалась на буксире.

— Стой спокойно и наслаждайся природой, — сказал Петров и поехал в гору.

Вытянув руки, Зина скользила по лыжне, не прикладывая никаких усилий. Она крутила во все стороны головой, громко восхищалась природой, подтрунивала над Петровым, который привык бурлаком ходить с девушками на лыжах. Она спела ему несколько песенок, попробовала сама двигать ногами, но этим только мешала Петрову, и он ей запретил шевелиться. Наконец Зина стала проситься с буксира, уверяла, что уже отдохнула и вполне может идти сама. Петров решил подняться на гору и там отцепить Зину, дальше дорога шла под откос.

Зина нетерпеливо дергала за палки. Петров прикрикнул на нее, тогда она бросила палки, но не удержалась, упала и скатилась вниз.

— Ты ничего, надеюсь, не сломала? — подъехал к ней Петров. — Сейчас проверю.

Зина отстегнула лыжи, встала на ноги, отряхнулась по-собачьи. Потом она вдруг взмахнула руками и сделала переворот на месте. От неожиданности Петров вытаращил глаза. Но Зина на этом не успокоилась — снова крутанулась в воздухе и приземлилась на шпагат.

— Ой, Павлик, родненький! — запищала она. — Что это со мной? Дай мне руку, помоги, пожалуйста.

«Три перелома и букет растяжений», — мысленно чертыхнулся Петров.

Палки пострадавшей он протянуть не мог, потому что бросил их невдалеке. Петров отстегнул лыжи, сделал два шага и потянулся к Зине. Когда они почти соприкоснулись пальцами, она быстро отдернула руки, подтянула ноги и откатилась в сторону.

Петров потерял равновесие и свалился вниз.

— Боже мой! — сказала Зина уже другим тоном. — Какой-то падший мужчина тут валяется.

— Ну, погоди, — пригрозил Петров, поднимаясь на ноги, — сейчас ты у меня получишь!

Зина взвизгнула и пустилась наутек.